Разве может быть так?

Спина коснулась чего-то мягкого, теплого, я закрыла глаза и выгнулась, ощущая большие горячие ладони, скользящие вдоль влажного тела: по груди, животу, бедрам, икрам, к самым ступням ног. Так нестерпимо медленно, так невыносимо бережно. А у него дрожат руки. У большого сильного волка.

Дрожат. Руки.

Поклонение.

Горячие губы и влажный язык ласкают пальцы на ногах и между ними.

Он целует каждый, каждый втягивает в рот и меня подбрасывает от этих прикосновений, от его потемневших, ставших почти черными глаз, от жажды, что светится в них, от запаха нашего общего желания, смешивающегося с запахом примятой травы и влажной земли.

— Тивор, — выдыхаю драно и хрипло, вцепившись руками в какую-то ткань. Я ничего не соображаю, ничего не вижу. Только он. Только его движения, только его вкус.

Поклонение.

А волк не отступает, не торопится, лишь переворачивает меня на живот, сжимает ладонями ягодицы, проводит языком вдоль позвоночника.

Вверх и вниз. Невероятно медленно. Невозможно медленно.

Он поворачивает к себе мою голову, покусывая, целует, спускается к шее и втягивает в рот кожу. Ласкает плечи, просовывает под меня руки, сжимая грудь, теребит пальцами уже болезненно-чувствительные соски. Я слышу, как шумно он дышит, знаю, как безумно меня хочет, но не торопится, не спешит.

Поклонение.

Это только для меня. Только мое наслаждение и удовольствие, и от этого понимания, бьет в голову, скручивает узлом внизу живота, разрывает жаром вены.

Тивор продолжает ласкать и поглаживать, зацеловывает метку Ватэр на пояснице, обводит ее контур. Боги, как дрожат его пальцы. под моими руками жар мужского тела, под моим взглядом он напрягается сильнее. Такой сильный и большой.

Дикий. Красивый. Волк.

А потом в его руках оказывается перо. Мое перо, а не то, что висит у меня в волосах, и оборотень затаенно улыбается. В предвкушении, наслаждении. Я смотрю на него широко распахнутыми глазами, вижу, как медленно Тивор опускает перо к моей груди, проводит между, и тут же откидываю голову назад. А он дразнится и ведет ниже, очерчивает пупок, еще ниже, к центру моего желания. И как только волк касается меня там, из горла вырывается крик, всхлип, стон.

— Ты не представляешь, как давно я хотел это сделать, бесовка! — рычит Тивор мне в ухо, но его движения по-прежнему невесомы.

Поклонение.

Я цепляюсь за его руки, плечи, тяну волка на себя, впиваясь в губы. И дышать не могу, могу только чувствовать. А перо продолжает двигаться, обводя и дразня чувствительное, дико чувствительное место.

— Тивор, — я мечусь и всхлипываю, умоляю, дрожу, от этой бесконечной пытки. Мне так жарко, так дико. — Пожалуйста, волк.

Оборотень запечатывает мне рот новым поцелуем, ему также сложно дышать, как и мне. Он спускается ниже, заменяет перо своими губами, языком. А когда мне кажется, что я больше не выдержу, он отрывается на миг, и начинает терзать мою грудь, давая отдых, успокаивая. И снова возвращается к лону.

— Не… играй, — срывается стоном.

Его губы заменяют пальцы, медленно и порочно. Больше не могу терпеть, больше не могу это выносить, мне хочется его до боли, до черных точек перед глазами. Я кричу, бьюсь и мечусь под ним, желая получить освобождение.

Поклонение.

И он, наконец, накрывает меня своим телом, входит.

Да!

Он двигается быстро, почти беспощадно. Отброшено показное терпение, сгорела к бесам железная выдержка. Его тело надо мной и во мне. И нет в мире большего наслаждения, нет большего удовольствия, вообще ничего нет, кроме его движений, запаха разгоряченного тела, ощущения мокрой от пота кожи под пальцами, вкуса поцелуя. И вкуса крови. Я укусила его, просто не смогла остановиться, не смогла удержаться, так отчаянно хотелось ее попробовать. Я нуждалась в этом. Перекатывать кровь во рту, как вино, смаковать. Чувствовать его пульс на языке было превосходно, настолько, что это стало последней каплей. Я прогнулась под ним, крича, вцепившись в волосы, разлетаясь, подставляя шею его губам, его зубам. Тивор дернулся, зарычал громко и протяжно, прогнулся в спине, прижав меня сильнее, вдавливая мое тело в себя. Еще два судорожных движения, четыре вдоха, четыре удара сильного сердца, и волк кончает, а я чувствую, как влага струится по внутренней стороне бедер и улыбаюсь.

Поклонение.

Мы нашли в себе силы подняться только через оборот, когда солнце уже окунуло один свой край в океан. Он вымыл меня сам, вытер, одел, а я чувствовала себя такой счастливой, какой не чувствовала уже очень давно. И стало вдруг страшно, до дрожи, так дико страшно. Ватэр, что же я творю?

Имею ли на это право?

— Ты притихла, — Тивор погладил мою ладонь кончиком пальца. Мы шли по темнеющему лесу назад в деревню, и я слышала, как просыпаются в чаще дикие звери.

— Просто задумалась.

— Ты же знаешь, каким будет мой следующий вопрос, — усмехнулся он.

— О том, как много еще надо успеть сегодня, — я ускорила шаг и потянула мужчину за руку. — Мне надо к шаману, заглянуть на Ника и привести тебя в храм, показать осколки.

— Зачем тебе на «Пересмешник»?

— Просто убедиться, что с ним все хорошо. Ничего такого, это просто тяга капитана к его кораблю.

— Ты кстати так и не рассказала, как получила корабль, — большая ладонь скользнула мне на талию, легко сжала.

— Когда очнулась на «Пересмешнике», там никого не было. Команда недавно сошла на берег, а он стоял пришвартованным в порту. Я отлеживалась на судне дней пять, пока в голове не возникла мысль, что корабль-то чужой и по-хорошему мне надо убраться с него до возвращения хозяев. Через пять дней пришлось уходить, я спряталась в доках, но каждый вечер неизменно возвращалась на него, ждала капитана. Команда вернулась через суман, и я напросилась к ним в качестве кока.

— Кока? Ты? — Тивор даже остановился, чтобы заглянуть мне в глаза.

Кивнула улыбаясь, потянула его дальше.

— Ну, я же не совсем неумеха, худо-бедно готовить умела. Обстригла волосы, перетянула грудь, старалась не высовываться. Мне надо было сохранить осколок, добраться до ближайшего храма Ватэр, чтобы понять, где искать остальных Хранителей, стоит ли вообще их искать.

— Забавно, но первый Хранитель нашел меня сам. Через два сумана мы причалили к Родосу, а там меня уже ждал Калеб. Он и выкупил корабль у старого хозяина.

— Что значит выкупил?

— Только то, что говорю. Калеб — граф. По крайней мере, был. И тогда у него еще водились деньги, — Тивор выглядел таким ошарашенным, что я не выдержала и расхохоталась, а он просто застыл на месте, стараясь, видимо, осознать. — Часть старой команды осталась с нами, часть ушла с капитаном.