— Ешь, друже Прок, — специально для Шульги сказал Угар.

Проскура тоже потянулся ложкой к тарелке… Голубцы оказались на редкость вкусные. Они оба их ели, казалось, забыв обо всем на свете, будто бы наперегонки. И когда Угар вынул из макитры последний, глубоко вздохнул для решимости и довольно произнес:

— Ух, душу отвел! Долго помнить буду.

Игнат только того и ждал.

— Есть для кого стараться, друже Угар. Мою бы душу малость успокоил: обещал о брате Кузьме новость сказать.

— Я новости в «грипсах» нишу, с собой их не ношу. Опасно! Понимаешь? А Кузьма твой ловок, два кольца облавы под Сосновкой невидимо развел и ушел на постой.

— Знать бы куда. Нужен он мне.

«Мало ли что…» — хотел упрекнуть Угар Игната, но решил лучше соврать:

— Меняет тэрен твой Кузьма, скоро увижусь с ним. Скажу, чтобы дал знать тебе.

…С наступлением темноты Угар с Проком разошлись в разные стороны из села Боголюбы: один обратно к Рушниковке, а другой на запад.

— Встретимся через два-три дня на хате, откуда пришли, пароль тот же, — для вида сказал на прощание Угар и ушел вслед за человеком в плаще, с накинутым на голову капюшоном.

Сохраняя видимость скрытого передвижения, Проскура задами сделал огромный крюк, обходя Боголюбы и стремясь выйти к ближайшей, известной ему тут столбовой дороге, как вдруг стрельба и крики в селе заставили его остановиться. Тревожная догадка вселилась в него: не с Угаром ли что? Этот вопрос заставил его подумать о себе. Впереди ему предстоял долгий путь до хутора возле Рушниковки. Но зачем он пойдет туда? Ему надо в Луцк, в управление. А что, если по дороге схватят бандиты? Напороться на них тут легко.

Отойдя поглубже в кукурузное поле, Павел Гаврилович, раскинув руки, с треском повалил упруго поддающиеся стебли, подмял их под себя, улегся поудобнее, решив тут переждать до утра.

А Угар в это время шел полем, еле поспевая за связным Дмитро и слыша за собой торопливые шаги коротконогого Алексы, у которого к тому же недопустимо стучал обо что-то приклад автомата.

У лесочка их встретили трое вооруженных, ослепив лучом фонарика. Подошла подвода. Кто-то сказал:

— До вала, там пешком.

Правил лошадью Дмитро. Угар с Алексой сидели по краям спиной друг к другу.

«Скоро, наверное, глаза будут завязывать всякому, кто к их сиятельству на прием пожалует, — с раздражением думал Угар о предосторожностях, с какими допускает к себе Зубр. — Чином себя возомнил, гнилье трусливое. Труднее жить стало, трижды след обрываешь и заметаешь… Дай мне только уйти от тебя, последнее испытание у меня, без него не обойтись. Сопровождающие смирно ведут себя, подозрительного ничего не проявляют. Правда, раньше приветствовали, слово дружелюбное услышать приходилось, нынче — молчок. Да и кому говорить охота?»

Лес кончился, и лошадь остановилась. Подошли двое, пошептались с Дмитро и уехали на подводе. Дальше Угара повели пешком — нолем, снова лесом, но недолго, скоро вышли на поляну к дому. Пока Дмитро куда-то отлучался, Угар по контурам крыш разглядел еще несколько построек, но так и не понял, хутор перед ним или лесничество.

Вошли в дом. Когда Дмитро провел Угара в боковую от кухни комнатенку, он успел заметить через приоткрытую дверь в горницу смуглолицую черноволосую женщину, показавшуюся ему очень знакомой. Но не вспомнил ее, увидя появившегося Зубра. Новенький защитного цвета френч сидел на нем привлекательно-ладно.

Они пожали руки, сели к столу, поставленному здесь, видать, специально для подобных встреч.

— Как здоровье, друже Угар? — спросил Гринько, проверяя, все ли застегнуты пуговицы на френче.

— Спасибо, друже Зубр, сам как здоров? — ответил Лука, обратив внимание на похудевшее лицо и запавшие глаза своего главаря.

— Слава богу! Живем-можем… И ты глядишься, чего сразу по вызову не явился? Нарушаешь приказ.

— Трудности сложились, друже Зубр, я докладывал, сам чуть не сгинул. Большевики задолбили Луцкий и Торчинский районы, куда деваться, под рукой вертимся у них, вон в какую даль сменили тэрен, они и там, под Сосновкой, накрыли. Мне в себя прийти надо было, связь со всеми потерял.

— Тикают, наверное, от тебя хлопцы. Перестреляешь, боятся. Опасную молву о себе пускаешь.

— Какую? — Угар догадался, тот намекает на обращение Скворца в газете.

— Кто же к тебе пойдет в связные, когда ты их при опасности стреляешь? Другого выхода, что ли, не находишь?

— Какой же выход на колокольне? Все равно бы они нас постреляли. Я облегчил участь хлопцев. Откуда энкавэдисты знали, сколько нас там? Я в окошечко еле пролез на конус купола, как святой распластался, не столько боялся упасть, сколько думал — увидят в селе и продадут… А чекисты подобрали убитых — и вниз. Я живо обратно, внутрь верхотуры.

— Мне другие подробности любопытны, друже Угар: как убитый тобой Скворец воскрес? Он или не он поносит нас ядовитым обращением? Что ты думаешь на этот счет и что предпринял против изменника?

— Не до смерти, значит, я его… Сам вчера только узнал, сразу поручил искать Скворца и немедленно уничтожить, — приврал Угар.

— Проследи выполнение, чтобы он еще раз не воскрес, не дайте ему раскричаться в газете, сочинителей там хватит. Очень погано вышло со Скворцом, остро колет.

— Сам дивлюсь, видел же, в башку всадил пулю.

— Подивился бы поболе, коли бы не подоспели некоторые обстоятельства. Мнение было, хлопцы сдаваться вместе с тобой не хотели… Теперь Степан Панок внес твердую ясность.

— В следующий раз я ему башку отрублю для верности.

— Твой Кушак так и делает, ловко, стервец, действует. А в тебе — чуешь ли? — не все истинно нам показалось, друже Угар. Я уже замену тебе подыскал, представление друже Хмурому подготовил, а тут два приятных сообщения. — Зубр таинственно посмотрел на собеседника снизу вверх и отрывисто бросил: — Тебе повезло!

— В чем же? Какие это сообщения?

— Ну, раз проговорился… — наигранно поломался Гринько. — Во-первых, эсбист Шмель доложил Рыси о ваших трудностях и преследованиях чекистами, вины твоей он не отметил. Это важно и вовремя, понимаешь, подоспело. А то уж мы считали, ты уклоняешься… Но тут, видим, и ты явился без ощущения вины — это второе обстоятельство. Не скрою, успокоило меня твое сообщение, что направляешься ко мне. Задержаться пришлось, как видишь, честь тебе оказал.

Угар не вникал в фальшивые словоизлияния Зубра. А тот продолжал:

— В анализе событий последнего времени мы с Хмурым пришли к выводу единому: чтобы избежать разгрома и сохранить кадры, нам надо менять тактику. В первую очередь прекратить произвольные террористические акты, а допускать их только по политическим соображениям… Учитывая, что ОУН оказалась не в состоянии воспрепятствовать вступлению селян в колхоз, комсомол, предлагаем теперь, наоборот, заставлять для маскировки проникать в их ряды и вредить во всем и всюду. В инструкции дано подробное перечисление новых установок. Надо переходить к скрытому сопротивлению.