– Ну, значит напутали. Ну, милая.

Рун подошёл к ней, попытался обнять, но она не далась, оттолкнув его руки:

– Не прикасайся ко мне! Видеть тебя не хочу.

Физиономия Руна на секунду исказилась болезненной гримасой. Губы его дрогнули. Он обошёл кровать с другой стороны, разулся, лёг и отвернулся. В комнате наступила мёртвая тишина.

***

Рун открыл глаза. Была ночь, стояла тьма, чуть-чуть рассеиваемая бликами от луны, проникающими в окна. Лала спала рядом, прижалась к нему, он чувствовал тепло её тела, её руки. Ну вот что ты с ней сделаешь? В ссоре не в ссоре, а хочет быть подле, хочет объятий. От этих мыслей его аж согрело, горячо-горячо стало внутри, и нежность к ней нахлынула. Захотелось её как-то защитить, оберечь от всего дурного. Лала пошевелилась.

– О боже! – проговорила она тихонько. – Обдал магией, словно оглоушил. Так и убить можно, Рун.

– То-то голосок столь довольный, – усмехнулся он.

– Оттаял, мой хороший?

– Проснулся, а ты со мной. Что-то растрогался донельзя. Я ведь знаю, что без магии был. Всегда так, когда у нас размолвка. А ты всё равно прижалась. Даже во сне. Это очень дорогой для меня момент. Будет теперь.

– Ох, Рун, – с ласковой приязнью сказала Лала. – Всё не можешь поверить, что я люблю тебя самого, а не твою магию?

– Да я верю. И даже знаю, – отозвался он искренним тоном. – Но всё равно. Приятно. Ты тоже оттаяла, я смотрю. Больше не думаешь, что я с Ваей?

– Нет, – молвила Лала спокойно. – Я поняла. Если бы она тебе нравилась, ты бы использовал нашу ссору, чтобы уйти к ней.

– Да уж, – подивился Рун не без доли юмора. – Ты, милая, ищешь логику в том, что вообще не имеет смысла! Ну зачем она мне, когда у меня есть ты?! И между прочим, как я могу уйти ночевать к девочке? Думаешь, её родители меня пустят?

– Прикинется прям глупеньким, – буркнула Лала с шутливым упрёком. – Под «уйти» я подразумевала вовсе не то, что ты бы ушёл ночевать к ней в кроватку. Ты бы бросил меня, чтобы быть с ней днём. Вот я о чём. Использовал бы ссору, как повод для разрыва.

– Я не могу тебя бросить, – поведал он добродушно. – Ты ведь в моей тени.

– Я в твоей тени, заинька, только чтобы быть с тобой. Чтоб обниматься и днём и в ночечки, – улыбнулась Лала. – Если ты меня бросишь, зачем она мне? Меня тут же кто-нибудь знатный пригласит жить в свой дом, вот и всё.

– Действительно.

– Но ты переживаешь за меня. Раз тебе страшно оставить меня без тени. Значит я тебе дорога.

– Магии недостаточно, чтобы это понять? – поиронизировал Рун.

– Наверное достаточно. А вдруг тебе сразу и я и она нравимся?

– А так может быть? Ты же у нас главный знаток отношений. Даже я понимаю, что в сердце есть место только для кого-то одного.

Лала вздохнула.

– Испугалась очень, – пожаловалась она. – Как услышала от дяденьки Шэуха, что с другой тебя видели. Прямо оборвалось всё внутри. И так обидно стало. И больно. Девушки не властны над своими чувствами, котик. Немножечко бы тебе с пониманием к этому относиться. Мы так устроены. С одной стороны мне приятно, что ты столь болезненно реагируешь на наши ссоры. Это значит, я тебе очень дорога, и тебе важно, что я чувствую. С другой… кавалеры обычно… терпимее себя ведут. Просто переждут, пока дама успокоится. Не придают излишнего значения нашим… ну, вот, подобному.

– Я наконец кое-что осознал, Лала, – с сожалением молвил Рун. – Когда ты от меня отворачиваешься, я не могу с этим справиться. Тут я тоже совершенно не властен над своими чувствами. Помнишь, мы об этом уже говорили. Если мы ссоримся, тебе надо идти ко мне. Тогда я всё перетерплю. Если же ты гонишь прочь… для меня словно мир рушится. Мне всегда кажется, что всё потеряно, что я тебе более не нужен. От меня все отворачивались. Уж сколько лет. Мне было начхать, потому что это чужие. Но ты не чужая. Когда ты от меня отворачиваешься… Это невыносимо. Ты вдруг становишься как все. Как все, кто меня презирал и плевал в мою сторону. Последнее дорогое мне в жизни утрачивается. И не остаётся ничего. Выходит, в ссорах мы оба не властны над собой, и я не знаю, что с этим делать.

– Может ничего и не надо делать? – мягко предположила Лала. – Мы же всегда миримся.

– Это опасно, – покачал головой Рун. – Я извечно ссорился со всеми только на всю жизнь. Не то, чтобы это моя вина, просто от меня воротили нос, а я воротил в ответ, и примирение со мной никому не было нужно. Я не умею мириться. Может и не способен. Это всегда похоже на чудо, когда ты в очередной раз находишь пути к примирению. Однажды может не сработать. Что-то оборвётся, какая-то ниточка между нами. И всё.

– Ох и наивный ты, суженый мой, – с безмерной теплотой и капелькой иронии весёлой произнесла Лала. – Чтоб я, да не нашла, как снова очаровать влюблённого в меня без памяти паренька? Я могу быть очень нежной. И глазки строить горазда.

– А пошла бы на жертвы ради примирения? – полушутливо поинтересовался Рун.

– Да, – сказала Лала тихо по-доброму совершенно чистосердечно. – Только ты никогда их не потребуешь и не примешь за это. Потому что ты рыцарь.

– Хитра, – усмехнулся он. – Сама назначила рыцарем. Теперь я понимаю, почему.

Лала рассмеялась негромко, наполнив тьму мелодичными переливами. Рун тоже не удержался от смеха.

– Давай спать, красавица моя, – он погладил её по ручке. – А то днём будем клевать носом.

– Давай, мой смелый лев.

– Хоть больше не считаешь, что я был с Ваей?

Лала призадумалась.

– Солнышко, ну ты что?! – воскликнул Рун с укором. – Ну когда бы я с ней был?! Я ведь с тобой неотрывно.

– Вдруг ночью, пока я сплю, – жалостливо предположила Лала.

– Кто я по-твоему?! Насколько я подл?! – изумился он.

– Прости, ты хороший, – поспешила повиниться Лала. – Я не права, прости, любимый. Не был ты с ней, теперь я точно уверена. Ух, эта Вая. Нехорошая.

– А она-то здесь причём?

– При том. Зачем она с тобой ласкова была и глазки строила? Ты мой.

– Она не знает, что ты здесь. Думает, я свободен, наверное.

– Действительно, – вздохнула Лала. – Незначимой быть плохо. Не отвадить других девиц от жениха.

– Да мне никто не нужен, лебёдушка моя, – с чувством заверил Рун. – Я никого и не