class="p1">– А это было ласково? – притворив дверь, с острожным сомнением осведомился Рун.

– А то ты прям не заметил, – обвиняюще и расстроено заявила Лала.

– Нет, – озадаченно пожал он плечами.

Вая тем временем стала составлять еду с подноса на стол. Ставит, а сама так и поглядывает.

– Зачем она не тебя так смотрит? – с ещё большим подозрением задала вопрос Лала. – Что происходит, Рун?

– Нур, говорят, ты великий колдун, – поведала Вая.

Она скорее утверждала, чем спрашивала. В тоне её слышалось много всего – любопытство, глубокий интерес, многозначительность, пытливость, дружелюбие, капельку иронии и бесконечность всего другого, чего и не разберёшь так просто. Целая гамма весьма выразительных чувств, какие только юная девушка может испытывать к парню, считая его выдающимся загадочным молодым магом, который заслуживает её внимания.

– Я? – искренне изумился Рун. – Впервые слышу о себе подобное.

– Ты-ты, – проронила Вая с юмором.

– Что-то еды как будто много, – обеспокоился он, пытаясь заодно перевести тему.

– Много, – кивнула Вая весело. – Потому что ты колдун. Не понятно, зачем ты отрицаешь. Все уже всё знают. Вчера, когда ты в дождь шёл к нам, люди видели. Кланялись тебе куры, вороны, собаки. А дождь обтекал, словно ты был в пузыре каком-то, стекал вокруг струями, не моча одежду. Ты сказал, что на крыльце ждал, а вот и нет. И теперь понятно, почему клопы ушли из твоей комнаты. И почему коты пели. Но самое интересное. Сынок гончара, как услышал про тебя и чудеса твои, тут и говорит: «это же тот самый дяденька, что цветочек мне нашёл заветный». Значит и там был ты. Некоторые считают, ты может величайший колдун вообще, из всех что были когда-либо. Являешь запросто такие чудеса, что и не снились другим волшебникам.

– Всё это какое-то недоразумение, – очень чистосердечно выразил сожаление Рун.

Вая посмотрела на него с озорной чуть насмешливой добродушно-приветливой улыбкой:

– Нур, я сама говорила с тем, кто говорил с тем, кто видел, как с тебя вода стекала, и как собаки кланялись. Все уже знают. Поэтому еды тебе больше. Поэтому живи сколько хочешь у нас сверх трёх дней. Бесплатно. Ты нам уже денег принёс… народ так и валит. Папеньке пришлось двух моих двоюродных сестричек позвать в помощь, мне хоть полегче стало. Коли что надо будет, проси, зови, в любое время дня и ночи. Ты теперь у нас самый почётный гость. Вот. Приятного аппетита.

– Ишь ты, какая прыткая! – возмущённо вымолвила Лала. – Ночью! Ещё и глазки строит.

Вая вышла с подносом, не забыв одарить Руна лукавым взглядом. Он запер дверь, обернулся, в растерянности, размышляя, как же теперь быть. И растерялся ещё больше. Лала сидела суровая, как туча.

– Ласточка моя, ну ты что? – мягко принялся увещевать её он.

– Ничего, – надула губки она. – Почему Вая с тобой так ласково говорила? Почему улыбалась, глазки строила? Признавайся, что между вами?!

– Лала, ну она же девочка совсем, – ещё более мягко воззвал он к её благоразумию.

– Какая же она девочка? Уже считай девица. Скоро и замуж, – с чувством возразила Лала. – Не настолько она моложе тебя, чтобы казаться тебе прям ребёнком. Вот зачем ты это говоришь?

– Но ты как бы и её обвиняешь. Я-то ей зачем?

– Как это зачем? Она считает тебя колдуном великим. Значит достойная пара.

– Она сейчас лишь узнала, что я… «колдун». Сообщила мне об этом. А ты обвиняешь, что меж нами уже что-то есть. Зачем бы я ей был нужен раньше? – ухватился за соломинку логики Рун.

– Колдун, не колдун, какая разница? – отринула его аргументы Лала. – Кавалер есть кавалер. Почему-то мне ты нужен и не колдуном. А она чем хуже? Не прикидывайся глупеньким.

– Я не прикидываюсь, – заверил он миролюбиво. – Малышка, иди ко мне. Вот обними меня, и тут же увидишь, что все твои подозрения напрасны. Нельзя же чувствовать такое к двум девушкам сразу.

Она молчала, грустная, не двигаясь с места. Рун сам подошёл к ней и прижал к себе.

– Ну что, нет магии? – спросил он с нежностью и капелькой укора.

– Даже много, – тихо отозвалась Лала.

– Ну и?

– Наверное, ты любишь меня, а не её, – признала она жалостливым голоском.

– «Наверное», – с полушутливым осуждением повторил он за ней. – Да уж, Лала. Ну ты даёшь. Я ведь с тобой всё время. И магия всегда есть. Мне никто не нужен кроме тебя. Мы клятвы давали, помни об этом. И вообще… Нашла к кому ревновать. То к старушкам, теперь к девочкам.

– Уж больно она тебе глазки строила. И ещё поздоровалась так ласково. «Добрый вечер, Нур», – передразнила Лала с негодованием. – У-у-у, нехорошая.

– Солнышко, мне кажется, ты всё же несправедлива к ней. Показалось тебе, – предположил Рун. – Ей и о парнях-то думать рано ещё.

– Ох, Рун, – покачала головой Лала, удивляясь его наивности. – Поверь мне, я ведь девушка, я знаю, все её мысли сейчас только о женихах.

– Хочешь сказать, ты в её возрасте тоже думала лишь о женихах? – усмехнулся он.

– Так ничего и не изменилось с тех пор, – совершенно серьёзно ответила Лала. – Я замуж хочу.

– Но… не за меня, – добродушно вздохнул Рун.

Лала посмотрела на него с теплотой и приязнью, ничего не говоря. На её личико начало возвращаться счастливое сияние.

– Я в общем-то понимаю. Что не пара тебе, – посетовал он. – Легко хотеть жениться на фее. Этого всякий хочет. Но вот стать тем, за кого и она захочет выйти… Это надо быть… Даже не знаю, каким. Достойным её. Эх!

– Рун, у фей есть сердечки, и они тоже совсем не из льда, – нежно поведала Лала. – Можно девушку завоевать, покорить как-то, своими чувствами пылкими, своей настойчивостью. А может быть так, что ты просто полюбишься ей. Без всякой видимой причины. Даже сам того не желая. Вдруг её сердечко растает и к тебе потянется. У меня сейчас так.

– Вот же лисичка.

– Вовсе и не лисичка, – разулыбалась она. – Я тебя люблю. И ты меня не покорял даже. Может и покорил. Уж больно ты горазд обниматься. Ну такой ласковый. Вот этим. Может даже в нашем мире никто с тобой в этом не сравнится. Точно никто. А про то, что каждый хочет взять фею в жёны… Фея это же не только её красивое личико, заинька. Это душа, характер. Мы не такие как вы. Как большинство из вас. Думаешь, всякому из людей нравится, что мы таковы? Нет. Те, кто хитрый да себялюбивый, наверное сочтёт всякую из нас… по детски примитивной и неразвитой за наше стремление всегда быть хорошими. Ему будет неинтересно