урукского организма! Но принятие вовнутрь литра чистой отравы — для упыря смерти подобно!

Токсическим шоком мы воспользовались немедленно: ударил в тыл из каменной кладки цитадели Полоз, спикировал с небес Грифон, защелкали снайперские винтовки с башни… А потом и мы с папуасами с крыши спрыгнули: нахрен нам внутри цитадели орудовать, если враг — вот он!

Расправа получилась долгой: древние кровососы все порывались подняться и наброситься, и всякий раз получали в хлебало или горячий свинец из всех стволов, или заостренные железки во все части тела. В итоге — по всем и каждому протоптался мамонт, залили получившийся фарш горючкой из местного резервного генератора, подожгли — а потом кинулись грабить покои хозяев, погреба и кладовые… Ну а то, что недосмотрели, и цитадель тоже загорелась — так это пустяки, дело житейское…

Главное — свалить успели, и своих с собой забрать, пока обдуренные духами местные вояки с металлургического комбината не вернулись!

И вот теперь здесь, километрах в пяти от замка Хуньяди, у самой границы Аномалии, я стоял столбом и тупил, глядя на гигантскую паучиху, которая и не думала нападать. Пялилась на меня и сучила ногами, выжидающе. А за ее спиной, на деревьях, под деревьями и вообще — везде, расположилась тьма-тьмущая арахнидов всех форм и размеров, и они тоже сучили ногами и пялились на нас, и не нападали!

Вдовушка поклацала жвалами и стукнула передней лапой об землю. Я видел свое отражение во всех восьми глазах чудовища, и с любопытством наблюдал, как моя физиономия искажалась и вытягивалась. Точно как в кривом зеркале, в комнате смеха. Мне хотелось скорчить рожу и показать язык, но Эсси дернула меня за руку:

— Ну⁈

— А! — очнулся я. — Да! Уважаемая Вдовушка, мы по делу. Мы с пацанами и девчонками идем к эпицентру, чтобы я там нарисовал каляки-маляки, от которых вот эта самая Хтонь разрастется до неприличия. Или не разрастется, но эффект ее будет масштабирован — это точно. Тут нет полностью достоверной информации. Так или иначе, ничего взрываться и стрелять не будет на мно-о-огие километры и сотни километров вокруг. Как долго — точно не скажу. Но на бесптичьи и жопа — соловей, верно? Не думаю, что вы, сударыня будете против таких раскладов. Поэтому — предлагаю нам с вами разойтись краями. Со своей стороны обещаю Хтонь Хунедоарскую не закрывать, паучат ваших матерным словам не учить, хрен об занавески… То бишь, об паутину — не вытирать. В конце концов мы — Орда, мы за все хорошее против всего плохого. Мы положительные герои!

— Тр-тр-тр-тр? — прострикала гигантская паучиха своими капитальными челюстями.

— Что? — снова я тупил. — А! Ваша часть договора — никого из наших ни хватать и в паутину не запутывать. И паучат своих этому же научить. Поучить. Гы-гы. В общем — мы туда и обратно, быстренько! Нет, один не могу, мне нужна группа поддержки. И не смотри на меня так, это я с виду большой и мощный, а с самооценкой у меня проблемы. Я — публичная личность! Нет! К публичной женщине это не имеет никакого отношения! Мне нужно чтобы в меня верили и мной восхищались, тогда всё получается более, чем менее. Во-о-от!

Я выдохнул и уставился на капитально стремную тварь, которая стояла на самой границе Хтони.

Вести переговоры с такой падлой — это была не моя идея, а Эссина. Я бы лучше попробовал ее все-таки рубануть. Потому что Вдовушка — сильно стремная. А как гласит урукская народная мудрость, если видишь что-то стремное, то надо рубануть, размахнуться и еще раз рубануть, а не шариться с фонариком и высматривать лютую дичь по углам. Но именно эта хтоническая сущность зарекомендовала себе как личность явно не обделенная зачатками интеллекта и прагматическим отношением к жизни. А мы, ордынцы — мы за индивидуальный подход. Поэтому… Попробовать стоило.

— Цк-цк-цк, — раздался странный, но, кажется, одобрительный звук из паучиной пасти.

И она отошла в сторону! И весь сонм паучат самых разных форм и размеров — расступился, уступая нам дорогу.

— Ну что, ребята? Улыбаемся и машем! — скомандовал я. — Шагом — марш! Камрад Лурц! Песню запе-вай!

Радостный Лурц воздел вверх черный штандарт с белой дланью и зарычал:

— Вставай проклятьем заклейменный

Весь мир голодных и рабов!

И сводный ордынский отряд маршируя кто в лес, кто по дрова, и жутко перевирая мелодию «Интернационала» подхватил:

— Кипит наш разум возмущенный

И в смертный бой идти готов!

Новенькие, из балканских уруков — они прислушивались к незнакомым словам, и пучили свои глаза и едва ушами не прядали, ощущая эманации нашего, ордынского эгрегора, который раскрывал свои страшные крылья в небесах Хтони, а паучата — эти бы зааплодировали, если б могли. Им всё очень нравилось.

Такой херни со мной еще не было. Парадным строем в Хтонь входить — это вам не шубу в трусы заправлять! За нашими спинами горят развалины замка Хуньяди, жарко полыхает металлургический комбинат, из самой Хунедоары бежит народ, воют сирены, гудят клаксоны, ор, крики, паника! И мы бодро шагаем к эпицентру! Это — эпично! И я очень надеялся, что Кузя всё заснял, потому что если нет, то нахрен он вообще нужен, вместе со своей «Гоблин Пикчерз»?

Наши винтовки, пулеметы и другой огнестрел мы оставили тут же, у самой