– Не сомневаюсь, ваши солдаты окажут мадемуазель Софии всю посильную помощь.

Француз пожал плечами, даже не пытаясь отрицать, что его люди поблизости.

– Раз вы так уверены, что они здесь, почему бы не позволить Софии присоединиться к ним сейчас?

– Боюсь, как бы вы чего не натворили. – Габриэл указал на сомкнутый ряд деревьев. – Её присутствие послужит гарантией вашего благоразумия. Нам ведь ещё нужно попасть на яхту.

Жак невесело улыбнулся:

– Стало быть, планируете забрать меня в Англию?

– Раньше вы туда наведывались весьма охотно, – насмешливо произнёс Габриэл.

– Верно, – не стал отпираться Жак. Француз не заметил, как кипит от возмущения София, явно не собиравшаяся бросать возлюбленного в беде. – Полагаю, меня ожидает разоблачение?

– Решение о вашей виновности будут принимать инстанции более высокие.

– А с вашим братом что будет?

Габриэл напрягся. По возвращении в Англии его ждал непростой выбор, но сейчас об этом думать не хотелось.

– Судьба Гарри теперь не ваша забота, – парировал Габриэл.

– Полагаете? – Жак сардонически выгнул бровь. – А по-моему, его судьба как раз-таки в моих руках.

В голосе француза звучала неприкрытая угроза. С суровым видом Габриэл приблизился к Жаку, вцепился тому в руку и поволок в сторону по неровной земле. Остановился с другой стороны кареты, чтобы не услышали остальные.

– О чём это вы?

Высвободившись из железной хватки, Жак принялся неспеша разглаживать мятый сюртук и поправлять кружевные манжеты. Габриэл стиснул зубы, едва удерживаясь, чтобы не ответить на издевательскую ухмылку хорошей затрещиной.

– Сдадите меня английским властям – начнутся допросы, – невозмутимо произнёс Жак.

– И что с того?

– Нехорошо утаивать от следствия важные обстоятельства. Придётся рассказать, что без вашего брата не удалось бы добыть информацию из самого министерства внутренних дел. Бедняга будет покрыт несмываемым позором или даже казнён как предатель.

Жак не сказал ничего такого, о чём Габриэл не думал сам, с тех пор как узнал о предательстве брата. Но слышать это всё равно было невыносимо больно.

Что же теперь будет с Гарри?

– Он сам выбрал свою участь, когда согласился продать душу за долги. – Габриэл постарался изобразить твёрдость, которой не ощущал.

– Участь можно и изменить. – Жак повернулся к смутно видневшемуся вдалеке силуэту яхты. Впрочем, тот проступал всё отчётливее – начинало светать. – Возвращайтесь в Англию без меня, и никто не будет знать о поступке Гарри.

– Я буду.

Жак фыркнул:

– Ах да, вы же всегда гордились своей безупречностью, считали себя выше простых смертных. Вижу, у жены вы ничему не научились.

Отчего-то Габриэл почувствовал себя задетым. Странно, о нём частенько высказывались в подобном духе. Высший свет предпочитает распускающих перья павлинов, чувство собственного достоинства и умение держать себя там не в чести.

Однако упоминанием о Талии Жак задел противника за живое – именно гордость заставила Габриэла принять решение, о котором он жалел до сих пор и будет жалеть всю жизнь.

– Сейчас речь о Гарри, а не о моей жене, – бросил Габриэл, но сразу пожалел об этом.

– Стремясь отомстить за унижение, вы заставили страдать прекрасную женщину.

Габриэл нахмурился. Он и сам понимал, что Жак прав.

– Я вовсе не мстил Талии…

– Неужели? – Жак окинул Габриэла проницательным взглядом. – Значит, не винили её за то, что навлекла позор на славный род Эшкомбов? Не хотели доказать Сайласу Добсону, а заодно и всему обществу, что не потерпите бесчестья? – Жак с презрением покачал головой. – Другая женщина, не такая сильная, была бы просто уничтожена.

Габриэл чуть не кинулся на мерзавца с кулаками.

– Вы ничего не знаете.

– По крайней мере одно мне известно точно – вы с радостью отдадите на растерзание родного брата, лишь бы спасти непомерную гордость. Так же вы поступили и с Талией.

Габриэл понимал, что, взывая к его совести, Жак просто преследует собственные интересы, однако обвинение вонзилось в сердце, словно клинок.

– Талия не сделала ничего дурного, – пробормотал Габриэл, отвечая не только собеседнику, но и самому себе. – Гарри же предал родину ради выгоды. Думай я только о своей гордости, пошёл бы на всё, чтобы скрыть грехи брата.

– О, гордость для графа Эшкомбского – самое главное, – поддразнил Жак. У Габриэла вертелся на языке уничижительный ответ, однако француз продолжил: – Добропорядочное общество начнёт демонстративно ужасаться преступлению Гарри, хотя про себя подумают, что чего-то подобного и ожидали. Все знали, что ваш братец плохо кончит. Разумеется, все только посочувствуют многострадальному графу. Ещё бы, столько лет терпеть бессовестные выходки брата! Будут восхищаться вашей смелостью – разоблачил шпиона, невзирая на лица!

Жак смотрел на Габриэла, будто гадюка на добычу. Слова сочились с языка, словно капли яда.

– Вас национальным героем объявят.

Габриэл крепче стиснул рукоятку пистолета, жалея, что повстречался с человеком по имени Жак Жерар.

– Вы сейчас что угодно скажете, лишь бы не попасть в руки палача.

Жак пожал плечами:

– Конечно, однако от этого мои слова не перестают быть правдой.

Живя в Англии, Жак прилагал все усилия, чтобы стать благовоспитанным джентльменом – об этом мечтала матушка. Но сам уже тогда тайно готовился к возвращению во Францию в качестве умелого бойца.

Нет, не бойца в традиционном смысле слова – того, что размахивает острой саблей и попадает в цель с двадцати шагов. Любого можно научить маршировать в строю или пользоваться оружием, не поранив себя. Нет, Жак отрабатывал совсем другие умения – управлять людьми, нащупывать их слабые места и использовать, как пешки на шахматной доске. Главное – выбрать правильный подход.

Многие сказали бы, что коварство и хитрость недостойны истинного джентльмена, однако осуждение общества Жака не волновало. Человек, который чуть не надругался над его матерью и отправил в тюрьму отца, считался весьма респектабельным.

Надо сказать, старания Жака увенчались успехом. В Париж прибыл с неплохим уловом – на крючке крепко сидела дюжина высокопоставленных английских джентльменов.

Включая мистера Гарри Ричардсона.

Однако, к досаде Жака, брат Гарри, граф Эшкомбский, оказался нечувствителен к ловким приёмам. Высокомерный тип был слишком упрям.

Но признавать поражение было рано. Жак опустил взгляд на пистолет, нацеленный в грудь. Габриэл будто призывал пленника побежать, чтобы иметь возможность всадить во врага пулю.