– Но почему ты живешь так долго?

– Смерть не примет меня, пока я не искуплю свой грех. Я ждал тебя.

– Почему ты ждал меня и зачем открываешь мне свою тайну?

– Я много думал, сын. Говорил с духами. И духи рассказывали мне, что творится в Орочьем гнезде. Нет в нем мира и согласия между племенами. Не могут орки договориться между собой. И это – вина людей из Богатых земель. У них еще сохранились легенды о тех временах, когда орки были могучим народом, когда никто не мог противостоять их войску. И люди не хотят, чтобы к нам вернулась сила. Они подкупают самых трусливых и слабых орков. И те доносят им, когда в Орочьем гнезде появляются сильные вожди. Скажи мне, сын: как ты оказался в плену у людей?

– Варг-гхор, проклятая жиха… – прошептал молодой вождь.

– Да. И таких много в Орочьем гнезде.

– Но почему ты не пришел к оркам, отец? – вскричал Уран-гхор. – Почему не поделился с ними своим знанием?

– Потому что они не были готовы. Потому что снова нашелся бы тот, кто использовал бы мои песни во зло. Духи открыли мне будущее. На исходе пятой сотни зим, сказали они, Орочье гнездо услышит о великом вожде. Слава о нем пронесется по всем землям. Он выживет там, где никто не выживал. Он родится, чтобы вернуть величие своего народа. И я ждал тебя, сын.

– Ты откроешь мне тайну бездны?

– Нет, – усмехнулся Роб, – ты вождь, а не шаман. Но я пойду с тобой и всегда буду рядом. Я буду давать тебе советы и найду орков, способных стать шаманами.

– А как же запечатанное окно, отец? Как ты оставишь его?

– Оно больше не нуждается во мне, сын. Кто-то в Дальних землях разбудил древние силы и открыл все окна Поднебесного мира.

– Но почему боги бездны не вырываются наружу?

– Они ждут своего часа. Им нужна кровавая жертва. Как только в Орочьем гнезде прольется много крови, боги почуют запах и придут.

– Но ведь ты сумеешь загнать их обратно?

Вздохнул старый Роб:

– Все изменилось, сын. Кто-то повторил мой грех. И теперь пытается повелевать богами. Не знаю, хватит ли у меня сил справиться с этим.

– Но это значит…

– Это значит, что если два племени начнут воевать друг с другом, Орочье гнездо погибнет.

– Чего же ты ждешь от меня?

– Ты – тот, кто рожден, чтобы спасти нашу землю. Не допусти кровопролития, объедини все племена. Я помогу тебе.

– А что будет дальше, отец? Духи поведали тебе, что будет дальше?

– Дальше будет многотрудный путь: большие войны с людьми, кровавые сражения. Но это будет потом. Сейчас ты должен начать с малого.

– Да, – твердо сказал Уран-гхор. – Я вернусь в свое племя, убью самозванца. За все отомщу.

– Не о мести думай, а о своем народе. Великий вождь должен жить холодным умом. Но ты прав: начать следует со своего племени. Пойдем, сын. Нам надо торопиться.

И отправился Уран-гхор в обратный путь, только теперь шаман рядом с ним шел, на посох опирался, бубен на плече нес. Когда уставал старик, вождь на закорках его тащил. А над ними ворон кружился – то в небо взмывал, то низко опускался. Древний орк да птица – вот и весь отряд Уран-гхора. Но он стоил целого войска.

* * *

– Ничего себе, порезвились выродки крылатые! – ворчал мастер Триммлер, пробираясь через завалы на улице Черной кошки.

Весь день мы бродили по Виндору, оценивая нанесенные тварями бездны разрушения. Кроме гнома, со мной отправились Лютый, дядя Ге, Грациус и Дживайн. И конечно же на плече у меня восседал лорд Феррли. После долгих раздумий я взял Дрианна с Лиллой, и как оказалось, не прогадал: город наполняли банды вооруженных мародеров, и помощь некромантов приходилась очень кстати. Дарианна, дав нам поручение изучить обстановку в городе, осталась во дворце оплакивать несчастного Келдина. Копыл с дворцовыми магами и вопрошающими проводил расследование причин его гибели.

Невозможно было поверить, что всего две сущности устроили в городе такой грандиозный погром. Пришлось отказаться от верховой поездки и гулять по Виндору пешком: лошади просто-напросто переломали бы ноги на бесчисленных выбоинах и завалах. Мы начали осмотр с улицы Радуги. Ближайший к площади Семи королей дом был разрушен до фундамента, от пары соседних тоже остались невразумительные руины. Вокруг суетились городские стражники, пытавшиеся откопать под завалами людей. Им помогали вооруженные поисковыми артефактами вопрошающие. Судя по мрачным лицам магов, надежды на то, что обитатели домов выжили, не было. Еще несколько зданий покосились, словно по улице прокатилось землетрясение.

На улице Благородства обрушился один особняк. Перед его крыльцом заходилась в рыданиях худощавая высокая аристократка.

– Арман, любимый! – голос женщины срывался на хрип. – Как же так, Евлалия, как же так?! Я была при дворе. А он… а теперь его нет, моего мужа!

Белокурая женщина в рясе Старшей жрицы обнимала несчастную, успокаивающе поглаживая ее по плечу. Милое добродушное лицо служительницы было мокрым от слез – она искренне сочувствовала своей прихожанке.

– Как, Евлалия?! – билась в истерике дама. – Как допустила ваша Ат-тана такую страшную смерть? Разве я не жертвовала на храм? Разве я плохо молилась богине?!

– Тише, графиня, тише, – кротко увещевала жрица, – смертным не дано провидеть волю богов. Пойдемте ко мне, милая. Вам нужно отдохнуть.

Продолжая говорить что-то простое и незатейливое, она увлекла рыдающую женщину к храму Ат-таны.

– Тоннельного упыря мне в глотку! – потрясенно восклицал мастер Триммлер. – Будто Вьюга недр прошлась! Дело ясное, лейтенант. Пошли уже в Северный луч.

Гном волновался за своих родственников и успокоился, только оказавшись на улице Мастеров. Неведомые силы пощадили детей гор: никто из них не пострадал, даже мастерские бородачей остались невредимыми. Чего нельзя было сказать о других кварталах. Кожевенный выгорел полностью. Несчастные ремесленники серыми тенями бродили вокруг пепелищ, все еще не осознавая, что лишились своего имущества. Вдоль улицы лежали обгоревшие до неузнаваемости тела, среди которых выжившие пытались отыскать своих близких. В ушах звенело от детского крика и женского плача. Когда мы проходили мимо одного из выгоревших дотла домов, ко мне неожиданно бросилась старая женщина. Маленькая, сухонькая, согбенная, она заглядывала мне в лицо снизу вверх слезящимися то ли от дыма, то ли от старости, выцветшими глазами. Несколько мгновений она смотрела на меня, потом с облегчением выдохнула:

– Тимми, сынок! – и обняла, обхватила плечи, положив голову мне на грудь.

От волос старушки пахло гарью, одежда ее была выпачкана сажей. Я стоял неподвижно, не понимая, как должен себя вести. Ее слова растрогали и смутили меня: ни разу я не слышал слова «сынок», произнесенного женским голосом. Ребята, обменявшись растерянными взглядами, переминались с ноги на ногу.