— Ты сказала, нам надо поговорить, поэтому я тебя ждал.

— Не морочь мне голову! — Пятна на щеках из красных стали малиновыми. — Неужели ты думаешь, что подобное решение можно принять за один вечер?

— Ты сама сказала…

— Отстань от меня!

Моника развернулась, яростно швырнула свой портфель на софу и подошла к Силанпе.

— Ладно, Виктор! Хочешь знать мое решение? Ну так вот — мне не нужны ни ты, ни он, понятно? Я остаюсь одна! Од-на!

— Ты не обязана сообщать мне о решении, которое ты еще не приняла.

— Ну уж нет! — Моника попыталась взять себя в руки, но не сумела, и злость говорила за нее. — Я вижу, что тебе без него только хуже. Посмотри на себя! Жалкое убожество! Тебя будто подобрали на улице!

— Ты подобрала меня на улице…

— Оскар не знает о том, что происходит между мной и тобой, но из-за этого он не перестает существовать, ведь так? Он есть, и никуда нам от него не деться! Я знаю, что тебя это мучает, и меня тоже, думаешь, мне не больно?

— Ничего такого я не думаю…

— Правильно, легко жить на всем готовеньком! Пришел, напился и жди себе, когда я решу все проблемы за тебя и за других.

— Послушай, давай просто забудем обо всем. Оставайся с Оскаром и не рассказывай ему, раз он не знает.

— Не суй свой нос в мои отношения с Оскаром, понятно?

— Успокойся…

— А ты не будь бабой и перестань преследовать меня!

— Ладно, только барахло соберу.

Под ледяным взглядом Моники он сложил свои бумаги и сунул в папку, убрал со стола бутылку и стакан, вытряхнул пепельницу. Потом надел пиджак.

— Я пошел.

Дрожа от бешенства, она проводила его к выходу и заперла за ним дверь, не сказав на прощание ни слова. На улице Силанпе стало стыдно за свое очередное поражение. Хорошо хоть, при этом никто не присутствовал. Он бездумно побрел куда глаза глядят, не ощущая ничего, даже боли. Шагал расслабленно, с сигареткой в руке — такая походка у тех, кто предвкушает триумф или просто пинает перед собой пустую консервную банку.

Остановив такси, он назвал водителю адрес «Лолиты», ни на что не надеясь. Прибыв на место, увидел те же лица, что и в первый день. Ничего не изменилось.

Кика обслуживала клиента и попросила его подождать. Силанпа сел за стол, сгорая от желания поскорее убраться отсюда к ней домой в баррио Кеннеди, и попросил рома. Посмотрел на часы — времени было уже три пополуночи. Встреча с Эступиньяном назначена на десять утра.

— У вас усталый вид, папито, потерпите еще чуть-чуть, отвезу вас домой и напою горячим сиропом, — бросила ему Кика, проходя мимо.

Боль от потери Моники все не наступала. Силанпа подумал, что у него в запасе есть несколько часов и лучше подготовиться к ее приходу заранее. Он перебрался за стойку, попросил еще рому безо льда, мысленно скомандовал — туда ее! — и залпом опорожнил копу; опять протянул бармену, наблюдая за струйкой алкоголя — туда ее! — потом повторил процедуру еще два или три раза, после чего глаза у него заблестели и появилась сила заставить себя вернуться за стол. Но там его ожидали невеселые мысли, ведь то, что ему довелось пережить за последние дни, стало лишь прелюдией к еще большей грусти. Силанпа с содроганием вспомнил отвратительные подробности об Оскаре, которые рассказывала ему Моника: «Он жадный и закомплексованный. У него проблемы с эрекцией, потому что он стыдится собственного тела».

Через час появилась Кика в голубых джинсах и жутком красном пальто.

— Пошли, папуля! Сегодня у меня волшебная ночь, смотрите, чего мне только не надарили!

Она показала ему зеленое пластмассовое колечко, розовые бусы и плюшевого мишку.

— С чего бы это?

— Сегодня же праздник — день любви и дружбы!

— А-а…

Они сели в такси на Седьмой и поехали в Кеннеди. Силанпа смотрел в окно на проносящиеся мимо огни города, не говоря ни слова и вспоминая проведенные с Моникой вечера, когда молчание обоих яснее всего говорило о любви. Выпитый ром удерживал его от слез, но Силанпа знал, что начиная с сегодняшней ночи все переменится — город, погода, рабочие дни в редакции, а между ними бесконечные часы одиночества и бессонницы. Город за окошком такси казался ему чужим, а себя он ощущал иностранцем, очутившимся в незнакомом, враждебном месте. Почему он так любил ее? И в окружающей тьме Силанпа понял, что Моника носила в себе образ его самого, часть его неотъемлемого прошлого, его жизни.

Близость Кики вдруг стала невыносимой. Он ненавидел этот запах дешевых духов, ощущение у себя на шее прикосновения ее волос.

В квартире Кики он сразу залез под одеяло, почти не глядя на нее.

— Спокойной ночи, папито, а утром я приготовлю вам замечательный завтрак.

Он не хотел находиться здесь. Усилием воли заставлял себя быть нежным, гладить ее ноги под одеялом, но ничего не получалось. Силанпа предпочел бы сейчас уехать в какую-нибудь гостиницу и там в одиночестве дождаться утра.

На рассвете он тихонько встал, бесшумно оделся и ушел, оставив на столе пару купюр и записку: «Спасибо за все».

Час был ранний, автобусы ходили слишком редко. Случайный таксист наотрез отказался везти его в северный пригород, и Силанпа согласился хотя бы до центра.

— Мне смену сдавать, браток, иначе разве я не довез бы…

Он позавтракал в кафешке неподалеку от Международного центра, думая о том, как будет разочарована Кика, когда проснется. А Моника? Уже встала? Он укусил себя за пальцы, чтобы удержаться и не позвонить.

Ровно в десять Эступиньян поджидал его у конторы Баррагана, сидя на низенькой каменной ограде.

— Хефе, у меня для вас сюрприз!

— Какой?

— Я еще раз поговорил с шофером Эскилаче — помните, Владимир этот?

— Да.

— Он обещал мне рассказать еще что-то! — В голосе Эступиньяна звучала гордость. — Простите, что взял на себя инициативу, но это дело, как вы помните, касается моего родного брата, мир праху его.

— Я помню, Эступиньян. Так что он вам сказал?

— Сегодня в полдень у нас с ним назначена встреча. Я его припугнул, мол, если не расскажет нам всю правду, то в полиции его подвергнут допросу с пристрастием.

— Отличный ход, значит, поедем, как только закончим здесь.

У дверей в контору Баррагана чесали языки трое полицейских. Силанпа показал свое удостоверение, и их пропустили.

— Мы ищем любую бумагу, на которой есть слова «Варгас Викунья», ясно?

— Си, хефе!

Эступиньян занялся архивом в секретарской, а Силанпа кабинетом Баррагана. Он выдвинул все ящики, осмотрел стеллажи и полки, но ничего не нашел. В разгар поисков раздалась телефонная трель — вызов поступил на сотовый, оказавшийся в верхнем ящике письменного стола. Секунду поколебавшись, Силанпа ответил.