В следующее мгновение уже француженка поспешила скрыться за энергетическим щитом, который тут же пошёл концентрическими волнами помех, поймав ответное проклятье Меца.

Время слов прошло. Самоучка и дворянка начали говорить на языке, понятном всем и каждому.

На языке силы.

Пан Праведный, едва лишь нанеся удар, тут же отскочил назад, скрываясь в белом мареве вьюги. Он пользовался преимуществом: Жаки, желая защитить госпожу, оказалась вынуждена остаться на месте, а вот её противник мог себе позволить хоть сбежать, хоть сменить позицию для удара с иного направления.

— Не беспокойтесь, госпожа! Перерождайтесь, если оно потребуется! Я уверена, что вы будете замечательной богиней! Жестокой, но замечательной! Я буду стоять до последнего и, если потребуется, погибну… но никто никогда не сможет сказать, что я не исполняю свой долг.

Последние слова были сказаны уже достаточно тихо, чтобы потонуть в вое вьюги, но Броня сумела их расслышать, ведь Жаклин, чтобы иметь возможность лучше охранять сюзерена, подошла поближе. Буквально в упор. Теперь ей уже не требовалось тянуться и устанавливать щит на определённом расстоянии от себя, чтобы прикрыть госпожу от атаки.

Богиня не удержалась и подняла руку. Она хотела уже погладить самоотверженную дворянку по голове, но не успела: француженка резко вскинула щит, поймала на него три проклятья, а затем вложила всю энергию оборонительного контура в единственную контратаку и вновь пересобрала столь необходимый ей щит.

Броня опустила руку.

Она поняла, что на самом деле нужно Жаклин. Осознала. И не стала вмешиваться.

Потому что если госпожа вмешается, француженка так никогда и не перерастёт себя. Не обретёт уверенность.

Есть битвы за жизнь. Есть битвы за любовь. Жаки сейчас сражалась за гордость.

И битву эту нельзя назвать лёгкой. Ведь подчинённая была приверженцем классической магической школы, которая предполагала активное маневрирование и использование особенностей местности для защиты. Практикующие этот вид боевого искусства некромаги никогда и не собирались стоять столбом на месте, без доспехов, вооружённые одной лишь волшебной палочкой.

Но Жаклин была вынуждена именно что стоять столбом, да ещё и прикрывать не только себя, но и госпожу. Не то, чтобы в Форгерии не умели оживлять трупы. И не то, чтобы кто-то стал бы винить француженку, если бы она сейчас просто отхватила бы своему сюзерену конечность, да бросилась бы с ней бежать прочь к поместью Маллоев или храму. Но блондинка видимо решила, что прерывать процесс перерождения госпожи в божество, пусть даже на штатную процедуру «смерть-воскрешение», также неразумно, как перезагружать компьютер прямо во время обновления операционной системы.

По крайней мере, это вполне могло сгодиться за рационализацию желания превозмочь противника сильного и коварного, навязывающего сражение в односторонне невыносимых условиях.

В итоге бой не выглядел хоть сколько-нибудь зрелищно, несмотря на то, сколь сложная задача стояла перед Жаклин. Слечна Кюсо, по сути, просто отражала атаку, прилетевшую со случайного направления, выдавала пару проклятий вслепую, возможно снабжая их контуром самонаведения, после чего вновь занимала выжидающую позицию, скользя по округе внимательным взглядом голубых очей. И каким только образом она умудрялась разглядеть в этой пелене движение врага? И почему не атаковала до тех пор, пока Мец не выдаст пачку проклятий первым?

Ответ к Броне пришёл не сразу. Но явившись, он заставил посмотреть на схватку с иной перспективы. Увидеть в Жаки не просто милого обиженного щеночка, ждущего похвалы от тех, кто сильней, а опасного некромага, каковым она, на самом деле, являлась. Эта шапочка с легкомысленными завязочками была натянута на головку коварную и хитрую.

Ведь вся тактика Жаклин была направлена на изматывание противника. Не физическое или моральное, а магическое.

Ведь в рукоятке его меча праха помещалось меньше, чем в державе француженки. Девушка просто имитировала неуверенность, стараясь играть экономно и осторожно, вместо привычной Броне тактики, нацеленной на скоростное сближение с противником и короткую кровавую схватку.

В итоге, даже играя, вроде как «на чужом поле», Жаки умудрилась подстроиться, навязав врагу невыгодную ему тактику.

К сожалению, не только слечна Глашек сумела понять задумку француженки. Мец тоже оказался не лыком шит, и уже на шестом круге вместо того, чтобы вновь скрыться в белой пелене вьюги, начал стремительно сокращать расстояние, отказываясь от сравнительно безопасной стратегии атаки из-за пределов зоны видимости в пользу рискованного, но привычного ему боя на ближней дистанции.

Боя, в котором, как Броня уже успела убедиться ранее, Жаклин Кюсо была весьма слаба.

4.

Даркен смотрел на процесс сборки того изуродованного человекоподобного создания из ящика с какой-то отрешённостью.

Он отлично осознавал эту отрешённость, но она всё ещё оставалась «какой-то». Дарк не мог понять, отчего сердце не трепещет от предвкушения драки, поражение в которой будет означать смерть: окончательную и бесповоротную, без оживления.

Потому что не может существовать одновременно двух Даркенов Маллоев. Остаться должен лишь один.

Да, тот уроден из ящика был сыном ректора. Оригинальным. Тем, что исчез недавно без следа. Вряд ли кто-нибудь опознал бы в нём потеряшку. Не то, чтобы это было невозможно в мире, где магия и биология уже сотни лет шли рука об руку. Просто никто, скорей всего, не додумался бы проводить подобных анализов. Зачем? Ведь отец уже решил восстановить копию и назначить её оригиналом.

По сути никто не принуждал Даркена рисковать своей жизнью. Закон был полностью на его стороне. Куда как правильней было бы просто подлечить потеряшку, расспросить его о событиях, предшествовавших плену, да и о самом плене, а затем избавиться от него. Распылить на прах, который, надо полагать, за несколько дней неплохо так насытился сильными эмоциями.

Другой вопрос, что Даркен был должен сам себе. Молодой человек уже давно условился, что никто и никогда не будет решать, оригинал он или копия. Только сам пан Маллой в праве судить об этом.

Оригиналом станет достойнейший.

Наверное, тем и была вызвана та отрешённость. Это фатализм. Ведь предстоящий бой не будет схваткой за жизнь. Ему должно стать экзаменом. Это осознание заставляло взглянуть иначе на картину ближайшего будущего. Здоровый и полный сил Даркен попросту не имел права биться в полную силу. Ему надлежало дать фору израненному пленнику.

Никто не решался спорить с «номером один». Точнее, Гало не считал это нужным. Он отлично понимал, чего именно хотел добиться босс, вступая с самим собой в схватку за звание оригинала. А вот Фортуна не понимала ничего, но считала верным промолчать и не задавать вопросов в ситуации, когда ещё не известно, кто завтра будет отдавать приказы.

А то вдруг это будет тот уродец, которому целительница сейчас прилаживала фальшногу? Он ведь мог и запомнить, как юная дворянка отговаривала здорового и красивого Даркена от того, чтобы дать шанс пленнику на жизнь.