Бросив взгляд на пилота, продолжающего сидеть в своем кресле, молодая докторша понимает, что о потере лицензии речь даже не идет – никакой лицензии просто нет в природе: за штурвалом парнишка лет семнадцати.

Она спешит на помощь пожилому джентльмену. Приложенный к груди стетоскоп не передает даже намека на какую-то активность в груди старика. Повернувшись к окружающим ее медицинским работникам, девушка командует:

– Кладите на тележку, готовимся к операции по трансплантации сердца. Вам повезло, что вы решили приземлиться в больнице, в которой есть банк органов, в противном случае пришлось бы переправлять его на машине на другой конец города, – добавляет она, обращаясь к ребятам.

В этот момент старик, которого уже успели погрузить на передвижную койку, поднимает руку. Схватив докторшу за рукав, он притягивает ее к себе с силой, неправдоподобной для человека в его положении.

– Трансплантацию запрещаю, – говорит он тихо, но твердо.

Боже, только не это, думает девушка. Санитары в замешательстве останавливаются.

– Сэр, да это же рядовая операция, – старается урезонить его девушка.

– Он против трансплантации, – говорит мальчик.

– Вы привезли его бог знает откуда, на вертолете, с несовершеннолетним пилотом за штурвалом, чтобы спасти ему жизнь, и не дадите нам это сделать? У нас большой запас молодых здоровых сердец…

– Никаких трансплантаций! – снова повторяет Адмирал.

– Это… идет… вразрез с его религиозными убеждениями, – объясняет девочка.

– Я вот что предлагаю, – говорит мальчик, – почему бы вам не сделать то, что делали врачи раньше, когда у них еще не было запаса молодых здоровых сердец?

Девушка вздыхает. Слава богу, с момента окончания медицинского университета прошло не так много времени и она еще помнит, что делали раньше, когда трансплантация сердца еще не была рядовой операцией.

– Это существенно снижает шансы на спасение, вы понимаете это? – спрашивает она.

– Он понимает.

Девушка дает старику еще несколько секунд, чтобы он как следует взвесил решение, потом сдается. Санитары и врачи, окружив тележку, везут Адмирала в реанимационное отделение, мальчик с девочкой отправляются вслед за ними.

Оставшись в одиночестве, молодая женщина пользуется краткой передышкой, чтобы привести мысли в порядок. Неожиданно кто-то хватает ее за руку. Обернувшись, она видит рядом с собой парня, сидевшего за штурвалом. На протяжении всего разговора он не произнес ни единого слова. У него умоляющие глаза, но под мольбой скрываются уверенность и сила. Девушка интуитивно догадывается, что он хочет ей сказать.

– Тебе стоит поговорить с людьми из Федерального авиационного управления, – говорит она. – Если он выживет, думаю, претензий к тебе не будет. Может, даже наградят за героизм.

– Я хочу, чтобы вы позвонили в Инспекцию по делам несовершеннолетних, – перебивает ее парень, сжимая руку еще сильнее.

– Не поняла?

– Эти двое – беглецы, которых должны были отдать на разборку. Как только старика отвезут на операцию, они попытаются сбежать. Не выпускайте их. Позвоните в Инспекцию!

– Хорошо, я поняла, – говорит девушка, вырывая руку. – Я посмотрю, что можно сделать.

– А когда приедут полицейские, – просит парень, – скажите им, что я хотел бы с ними поговорить, прежде чем они возьмут тех двоих.

Девушка отворачивается от него и направляется в сторону больницы, вынимая на ходу из кармана сотовый телефон. Раз он просит вызвать полицейских, почему бы их не вызвать. Чем раньше они приедут, тем скорей создавшаяся непростая ситуация перестанет быть ее проблемой.

Все инспекторы по делам несовершеннолетних похожи друг на друга. Вечно усталые, вечно злые – точь-в-точь как беглецы, которых они ловят. Полицейский, приглядывающий за Рисой и Коннором, не исключение. Он сидит спиной к двери в кабинет, в котором их заперли, а снаружи на всякий случай караулят двое охранников. Офицер молча наблюдает за ними, пока его напарник в соседней комнате допрашивает Роланда. Рисе так противно, что даже думать о том, какие мерзости они там могут обсуждать, ей не хочется.

– Человек, которого мы привезли, – спрашивает она, – как он?

– Без понятия, – отвечает полицейский. – Вы же знаете, как в больницах все делается – они рассказывают все только ближайшим родственникам, а вы, думаю, не из их числа.

Риса решает, что спорить ниже ее достоинства. Она инстинктивно ненавидит инспектора просто за то, что он полицейский, и за то, чем он занимается.

– Прикольные носки, – замечает Коннор.

Полицейский не смотрит вниз. Он слишком хорошо обучен, чтобы купиться на такую нехитрую шутку.

– Прикольные уши, – отвечает он. – Ты не будешь против, если я тебя как-нибудь за них оттаскаю?

Рисе известны инспекторы по делам несовершеннолетних двух типов. Тип первый: здоровяк, который любил задирать всех окружающих еще в школе и видит смысл своего существования в том, чтобы добрые старые времена не заканчивались и в настоящем, когда он уже вырос. Тип второй: бывшая жертва тех, кто принадлежит к первому типу, видящий в беглецах лишь забияк, которые обижали его в школьные времена. Они живут ради мести. Забавно, но, став инспекторами, забияки и слабаки получают возможность объединить усилия, чтобы совместно унижать других.

– И что, вам нравится то, чем вы занимаетесь? – спрашивает она инспектора. – Ловить ребят и посылать их на смерть?

Очевидно, полицейскому не впервой слышать эти речи.

– А тебе нравится быть человеком, которому, по мнению всего общества, жить не стоит?

Это жестокое заявление, и цель его сломить Рису, заставить ее замолчать. К сожалению, цель достигнута.

– А мне она не кажется человеком, которому жить не стоит, – вмешивается в разговор Коннор, взяв Рису за руку. – А у тебя есть друзья, которые так считают?

Видно, что полицейского слова Коннора задели, хотя он и не хочет этого показывать.

– Каждому из вас общество дало по пятнадцать лет, чтобы доказать свою значимость, но вам это не удалось. Так не обвиняйте его за то, что делали в жизни одни только глупости.

Риса чувствует, как в душе Коннора вскипает ярость. Чтобы предотвратить взрыв, она изо всех сил сжимает его руку. Через некоторое время Коннор шумно вздыхает и расслабляется – ему удалось совладать с собой.

– Вам не кажется, что стать донором лучше, чем быть беглецом? Вы бы чувствовали себя куда счастливее, чем сейчас.

– Вы так для себя объясняете смысл своей работы? – спрашивает Риса. – Верите в то, что человек будет счастлив, если его разрежут на куски?

– Да, если это так здорово, так надо тогда всех разобрать. Почему бы, кстати, не начать с тебя?