Девчонка подвинулась, и он, не удержавшись, заглянул за край, стараясь при этом не выпускать ее из виду. Вдруг столкнет?

Но она и не думала выкидывать фокусов — смотрела как зачарованная вниз. Там, на самом краю уступа, лежало что-то огромное и мохнатое, похожее на швабру великана. Из нее торчали веточки, кусочки пуха, колосья, какие-то веревочки. В центре имелось углубление, а в нем — камень округлой формы размером с дыньку. Поверхность казалась мраморной из-за голубых пятнышек, а красивые золотистые и лиловые прожилки переливались на солнце. Рядом лежало крошево из точно таких же кусочков. Марсий присмотрелся. Да это же…

— Яйцо, — сказала девчонка вслух.

— Совсем необязательно, — возразил Марсий. Не потому что был не согласен, просто очень уж хотелось ей возразить.

— Конечно, оно! — воскликнула гоблинша, даже не заметив его тона.

— Эй, стой, ты куда?

Но она уже осторожно спустила ногу на уступ, держась за кустик. Через минуту склонилась над гнездом и провела пальцем по скорлупе.

— Шершавое, — заявила она, задрав голову. — И холодное.

Марсий не вытерпел. Когда еще попадется такая находка? К тому же девчонка могла подумать, что он струсил. Он небрежно спрыгнул вниз, даже не потрудившись за что-то подержаться. Зря. Земля поехала из-под ног, и он едва сам не сорвался в озеро. В последний момент успел ухватиться за гнездо.

Девчонка уже крутила яйцо в руках, нахмурив лоб и с трудом удерживая ношу:

— Не аист, и не подземные хрякогрызы… — пробормотала она и подняла ношу повыше к солнцу, любуясь переливами рисунка.

Марсий вгляделся и побледнел:

— Положи!

— Что? Почему?

— Это яйцо грифона!

Он с мрачным удовольствием отметил, что ее лицо стало цвета молодой кукурузы.

— Ну и что, — сказала она, но яйцо положила обратно трясущимися руками. — Подумаешь! — Тут снова послышался давешний звук: настойчивый шорох и постукивание. Скорлупа на мгновение вспыхнула, став полупрозрачной, и оба увидели внутри маленький скрюченный силуэт. Самой выдающейся его частью был клюв. Тень поскрежетала коготками по скорлупе и снова замерла — заснула.

— Его нужно разбить, — решительно сказал Марсий и занес ногу.

— Не смей! — прорычала девчонка, отталкивая его, и загородила собой гнездо.

— Ты в своем уме? Еще не хватало, чтобы эта плотоядная тварь вылупилась и заявились в город!

— Он же еще совсем маленький, беззащитный птенчик! Так нельзя…

— Хочешь дождаться, пока он вырастет и сожрет побольше народа?

— Он не пойдет в город, — уверенно заявила она.

— С чего ты взяла?

— Видишь, — она указала на горку острой скорлупы, — остальные сразу улетели. Этот тоже улетит, когда вылупится. Если вылупится… Сейчас конец лета, а яйца грифонов вызревают лишь при высоких температурах. Если оставить его так, птенец не успеет сформироваться до конца и будет слишком слабым, чтобы разбить скорлупу. Он погибнет.

— А ты сунь внутрь палец, — посоветовал Марсий. — Глядишь, после плотного обеда, у него сразу сил прибавится.

Марсий снова попытался отодвинуть девчонку.

— Постой! Я отдам тебе желание…

Он замер.

— Какое еще желание?

— Разве ты не знаешь? Когда рождается грифон, ему можно загадать желание, но только одно-единственное. И оно непременно сбудется.

— Врешь ты все, — протянул Марсий, а у самого внезапно перехватило дыхание.

Он сможет избавиться от чертова проклятия! И уже никто не посмеет смеяться над ним. И он станет нормальным, как все…

— Зуб даю! — воскликнула гоблинша. — К моей троюродной тетушке однажды по незнанию попало яйцо грифона — она купила его на ярмарке, торговец выдал за страусиное. Тетя принесла яйцо домой, оставила около печи, а сама пошла спать…

— Ты мне всю жизнь своей тетки пересказать собралась? — перебил Марсий.

Девочка сердито сверкнула глазами:

— Подбираюсь к главному. На следующее утро она спустилась вниз и хотела поставить вчерашнюю кашу разогреваться в печь. Обернулась в поисках тряпки, чтобы открыть заслонку, и тут вдруг увидела вместо яйца горку скорлупы, а на ней — только что вылупившегося грифончика. Тетушка так удивилась, что воскликнула: «Чтоб мне провалиться!»

— И что случилось?

— Она провалилась. Доски на кухне давно прогнили, и пол обрушился именно в этот момент.

— И что это доказывает, кроме того, что она жила в развалюхе?

Девочка вскинула палец.

— Нужно четче формулировать желания, только и всего. Но согласись, если и совпадение, то очень своевременное.

Марсий хотел отпустить еще какое-нибудь язвительное замечание, но тут вдруг представил, как приводит грифона во дворец, и придворные расступаются в почтительном страхе. Вот он заходит на занятие к мастеру Луцию и как ни в чем не бывало заявляет, что Каратель (кличка тотчас пришла на ум) теперь всегда будет с ним. И мастер Луций трясется весь урок, неустанно нахваливая почерк Марсия, который еще накануне был «совершенно никудышным».

Каратель станет его домашним питомцем, почему нет? Заводят же люди котов, домашних эльфов и никчемных попугайчиков. А у него будет цепной грифон — как раз под стать сыну монарха. Он закажет ему золотой поводок и кольчугу.

— Ну, хорошо, — согласился он, всем видом давая понять, что делает девчонке одолжение. — Но следить за яйцом будешь ты.

— Конечно!

* * *

Когда Марсий пришел на следующий день, гоблинша была уже на озере. Полировала яйцо кусочком замши, что-то напевая себе под нос.

— Что ты делаешь?

— Как что? Мою его, конечно, гляди, какое пыльное! — Она пощекотала яйцо и просюсюкала: — А сейчас мы будем чистые-пречистые, правда?

Марсий закатил глаза. А чего еще ожидать, если связываешься с девчонкой? Он осторожно спрыгнул вниз, на этот раз не погнушавшись уцепиться за куст, и обошел гнездо.

— Ты не больно-то полируй, вдруг все волшебство в верхнем слое или вроде того.

Гоблинша расхохоталась:

— Если в ком-то или в чем-то есть волшебство, то его не сотрешь мочалкой или неосторожным словом. На-ка, держи. — Она протянула ему пушистый и не слишком чистый шмат.

Марсий брезгливо оглядел его, но трогать не стал.

— Что это? — с подозрением спросил он. — Похоже на бороду гнома. Надеюсь, безбородый гном не валяется где-нибудь-поблизости?

— Дурак, это обычный войлок и пара мотков старой пряжи. Нужно укутать яйцо, чтобы оно не простудилось. Помнишь: ему нужно тепло.

— Нет уж, давай как-нибудь сама. Уговор был, что ты за ним следишь. И больше не смей называть меня дураком.