Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Эй, Пинар, зайди! Ты вся промокла.
Женщина остановилась и взглянула перед собой так, будто только проснулась. Она поморщила лоб, сомневаясь, но когда хозяин добавил: «Я приготовил такую чудесную баранью ногу!», женщина решительнозатопала к таверне.
Когда она устроилась на любимом месте у окна, хозяин принёс ей хороший кусок мяса, сдобренный горой картофеля и кружку горячего грога. Он пододвинул к ней тарелку, потом притащил такую же порцию себе и сел напротив неё.
— Спасибо тебе, Грег, — взглянув на него, устало сказала Пинар.
Она пододвинула к себе тарелку и, наколов на вилку большой кусок, отправила его себе в рот. На лице Пинар отразилось блаженство.
— М-м-м-м, — только и смогла сказать она.
— Вот за что я тебя люблю, Пинар, так это за хороший аппетит, — одобрительно крякнул, глядя на собеседницу, старый моряк, откусывая сочный шмат мяса. — Только что это ты расхаживала по городу, словно привидение? Промокла вон вся…
— Знаешь, старина, есть отчего, — мотнула Пинар головой.
— Что-то случилось? — Грег отложил увесистый морской нож, которым резал мясо и приготовился слушать.
На его вопрос она ответила вопросом:
— Грег, а у тебя бывало когда-нибудь ощущение, что ты что-то забыл? Что-то очень важное?
Он задумался, а потом кивнул головой:
— Конечно. Вот на прошлой неделе Мария меня просила заехать на обратной дороге из города в рыбные ряды, а я вспомнил об этом только возвратившись.
— Да нет, не это, — огорчённо отмахнулась Пинар, — мне не даёт покоя мысль, что я что-то забыла из своего прошлого. Что моя жизнь была другой, но я этого не помню. Что я живу какой-то не своей судьбой…
— Э-э-э-э, старушка, да у тебя кризис среднего возраста, — улыбнулся Грег. — Поздненько он у тебя.
— Не думаю, — помотала она головой, — нет, это мучает меня по ночам… И как будто бы что-то тянет меня. Знаешь куда? В тот самый камин.
— В тот самый? — напрягся Грег. — Там где горела твоя мать?
— Грег, может я схожу с ума, как и она? Ведь ей было всего тридцать три года… Я помню, она тоже ходила часами у этого камина перед…ну, перед тем, как всё случилось… Гладила плитку над каминной полкой. Жалела, что самая первая отколота, а ту, вторую, на которой написано изогнутыми буквами «холь», натирала до блеска…
— Но мы же с тобой переводили смысл этих крючков с иврита. Помнишь? Они всего лишь обозначают «пепел». А что ещё может быть написано над камином? Никакой мистики. А тянет тебя туда, потому что всё же для шестилетней девочки увидеть горящую в камине мать — большой стресс на всю жизнь… Я думаю, что-то тебе об этом напомнило.
— Может, я всё же сумасшедшая? — спросила Пинар у Грега.
— Как человек, который старше тебя на два года и к тому же знающий тебя всю жизнь друг, я скажу — ты определённо здорова.
— Но ты же не психиатр, чтобы знать это наверняка.
— Я — владелец таверны. А это почти одно и тоже, что психиатр, — уверенно сказал он. — К тому же я тебе всегда советовал съехать оттуда. Это дом дурных воспоминаний, хоть и ваше родовое гнездо.
— Как странно ты сказал, Грег, — «родовое гнездо». Мама его тоже только так называла.
— Пинар, ты тридцать лет служила секретарём в Королевском геологическом обществе Корнуолла. Ты вечно была занята, потому что слишком ответственная, — он ласково накрыл её руку своей, — тебе просто надо отдохнуть. Поверь, всё пройдёт. Кушай, пока всё окончательно не остыло. Ты же знаешь — баранину следует есть только горячей.
Они углубились в тарелки, болтая о погоде и сетуя на то, что на градуснике 57 фаренгейту, а ощущается, как сорок.
— Но туристов всё равно много, — кивнул на окно Грег, — купальщики сменились любителями подышать остывшим океаническим бризом. А сейчас через день шторм. Сама знаешь, как он восстанавливает здоровье.
— Я тоже люблю подышать бурей, — согласилась она, — когда океан взбил воздух, поднял озон с глубины на поверхность… Потом так сладко спится.
— И нервам твоим успокоение. Только одеться надо получше, — оглядел он её кофту, — укутайся и погуляй сегодня.
Тут в дверь завалилась шумная толпа приезжих, пожелавших увидеть знаменитую таверну изнутри, и кто-то из них закричал фразу, которую здесь слышали регулярно:
— Йо-хо-хо, налейте рому!
Грег встал, распрощался с Пинар, и побежал обслуживать посетителей.
Женщина же, задумчиво глядя в мокрое окно, спокойно доела мясо. Положила у тарелки монеты и, натянув подсохшую кофту, вышла на улицу.
Она быстро поднималась по кривой улочке вверх. Иногда оборачивалась, глядя туда, где в узком просвете между домов виднелись лодки. Взбесившийся океан с силой сталкивал их друг с другом. И жалобный скрип их мачт порой заглушал шторм. Только сейчас, от плача лодок, Пинар почувствовала дрожь в руках и холод в теле. Поэтому практически побежала к небольшому заросшему садику за плотным забором на самом верху холма. Наконец, преодолевая порывы, которые здесь были сильнее, она открыла проржавевшую калитку и зашла в сад. Женщина двинулась к аккуратному домику из серого камня.
Зайдя внутрь, не снимая туфель, она пошла в гостиную, плюхнулась в кресло напротив камина, где в последнее время засиживалась, и замерла.
Дом был обычным снаружи, но несколько странным внутри. Хоть комнаты в нём были оформлены на классический английский манер, сами формы стен были примечательными: с необычными сводами, выпуклостями и неожиданными нишами, которые старые хозяева, по-видимому, стараясь хоть как-то сделать помещения квадратными, заделали, заколотили и выровняли. Где-то эти ниши превратились в кладовочки, где-то обросли полочками, где-то спрятались за весёлыми шторочками.
Впрочем, ко всему этому Пинар давно привыкла. В детстве ей даже нравились все эти потайные дверцы и укромные уголки — у неё, как у мышки, в доме были свои тайные норки и хранилища её нехитрых маленьких тайн.
Сейчас Пинар рассматривала камин. Портал его дымохода проходил через центр дома и заканчивался на крыше большой трубой украшенной необычным флюгером. На нём чудесная птица с лицом девушки, показывала поднятым крылом направление ветра.
Этот камин стоило бы описать. Для такой небольшой гостиной он был явно великоват и почти полностью занимал одну из стен. С человеческий рост, длиною не меньше, чем два ярда. Каминную полку поддерживали две толстые колонны с барельефами удивительных птиц и цветов.
В детстве мама научила Пинар играть в игру. Онимочили толстый лист бумаги и прикладывали к барельефу. Если аккуратно разгладить бумагу, подождать, пока высохнет и провести углём, то отпечатывался красивый объёмный рисунок.
Мама. Как хорошо они жили