— Один шаг и ей конец. Уже навсегда, — выкрикнул синеглазый.

Справа к тюремщику подступали охранники: ведьмак в амулетах и изменяющийся, одно неверное действие — и бросятся. Слева стоял Вестник. Ни один восточник не решался пресечь границу, отбрасываемую пульсирующим светом. Дениса окружал невидимый круг страха, ненависти и неверия, что это происходит.

Мартын замер в двух шагах от развилки, цепь звякнула, оставив в песке извивающийся след.

— Я хочу видеть Простого! — громко сказал Денис, чем, похоже, удивил не только меня, но и остальных.

— А я хочу, что б ты сдох, — медленно растягивая каждое слово, ответил вестник, — Чего тебе не хватало? Тебе дали все: дом, помощь, работу. Ты не полы мыл, ты работал на Хозяина.

— Я и сейчас на него работаю, — невозмутимо ответил тюремщик. — Это сложно. Вряд ли ты поймешь.

— Тогда упростим, — Вестник ухмыльнулся, а через секунду появился позади целителя и ударил парня в спину. Я инстинктивно спряталась за камень.

— Эй, — закричал Мартын, едва не упав на колени.

— Отдай или твой помощник окажется без головы.

— Я не… — очередной толчок заставил парня замолчать.

— Да ради ушедших, сверните уже ему башку и перейдем к делу. К Простому и его любимой дохлятине. Пора выяснить, насколько любимой, — лицо синеглазого неуловимо изменилось, делая его старше и искушеннее.

Радиф даже не стал ничего обсуждать, он легким стремительным движением швырнул целителя в волосатые руки изменяющегося.

— Убить, — прозвучал короткий приказ.

— Нет! — не выдержав, закричала я, хотя и понимала, что это глупо.

— Я ему не помогал, я сидел на привязи… — удар охранника прервал оправдания Мартына.

Здесь и сейчас слова не имели значения. Они все равно убьют его, для того чтобы посмотреть, останется ли Денис столь хладнокровен, как говорит.

Охранники не рассуждали, они слушались. Изменяющийся наступил на конец цепи, ведьмак пнул парня, опрокидывая на землю. Цепь звякнула и натянулась. Глаза ведьмака посветлели, ошейник на шее Мартына повернулся вокруг собственной оси. Потом еще и еще, медленно набирая скорость. Целитель захрипел, призывая силу в ответ, и металл с готовностью поглотил ее. Почти всю, но изменяющийся вдруг зашипел и схватился за ногу, освобождая конец цепи. И только. Ошейник оставлял парню лишь жалкие крохи магии.

— Я хочу поговорить с Простым. Лично, а не с одной из его дворняжек, — повторил Денис, не удостаивая валяющегося в пыли парня взглядом. — Пора ему показаться, — тюремщик поднял руку с пульсирующим предметом выше.

И я поняла что это, что держал в руках синеглазый и что заставило Вестника и остальных остановиться. Якорь души, и судя по неистовой пульсации, последний. Сломай его, и Киу отправится туда, откуда пришла навсегда, потому что призвать одну и ту же душу дважды невозможно.

— Откуда у тебя якорь? — зарычал Вестник. — Кто тебе его дал? Назови предателя и умрешь быстро.

— Правда? — синеглазый прищурился. — Я пока не тороплюсь к ушедшим. Но отчего ж не сказать, раз просят. Сама девка и дала. Не веришь?

Не знаю, как Вестник, а я поверила сразу. Потому что мне девушка дала статуэтку, маленькую куколку, маленькую копию самой себя. Зачем? На первый взгляд, нелогичный поступок. А на второй? А на второй самоубийственный. Может, в этом все и дело?

— Я буду говорить только с Простым! — повторил тюремщик.

— Все, что хочешь сказать ему, скажи мне. Я его голос, его уши, его глаза. Я Вестник его воли. Чего тебе еще? — Радифа трясло от злости.

Ошейник на шее Мартына уже крутился беспрестанно, как диск для заточки ножей на ременной передаче. Мартын старался его остановить, просовывая руку под тусклый металл, глаза парня то и дело вспыхивали и гасли. Кожа на шее покраснела, пальцам было не за что зацепиться, с двух уже слетели ногти.

Я бросилась на все еще трясущего ногой оборотня, даже не знаю почему выбрав его, а не ведьмака. Он был ближе или из-за атаки целителя казался более уязвимым. Казался, вот ключевое слово. Он отмахнулся почти небрежно, как от надоедливой вертящейся перед глазами мошки. Я отлетела обратно к развилке, ударившись спиной о стену, снеся несколько заступов, прикусив язык. Он не бил прицельно, он отбросил помеху, но не учел, что приговоренной «мошке» уже нечего терять.

Я приподнялась, сплюнула кровь и подхватила с пола кусок обрушившейся стены. Тот тут же рассыпался. Это были не камни кладки, это был все тот же песок. Не позволяя себе ни минуты раздумья, я схватилась за гладкую деревянную рукоять кирки, замахнулась и швырнула в охранника.

Нечисть редко принимает людей всерьез, не берет в расчет их неуклюжие попытки вмешаться. В большинстве случаев пренебрежение оправданно. Не сосчитать, сколько раз я оказывалась бессильна и старалась забыть каждый из них. И не просто забыть, а начисто стереть из памяти. Но иногда у меня что-то получается, как правило, что-то еще более хреновое.

Кирка кувырнулась в воздухе. Измененный не дал ей врезаться в напарника, отбив рукой на подлете. Охранник — колдун сбился, потерял концентрацию, и ошейник едва ли не снявший кожу с шеи целителя замедлился, продолжая вращаться скорее по инерции. Парень тут же сжал металл пальцами останавливая. Кирка отскочила от волосатых рук и упала на глиняное тело девушки, разбив его на куски.

Святые!

Да, как правило, результат еще хуже. Доказывать, что охранник сам отбил кирку, я скорей всего буду с того света.

Все смотрели на расколотое глиняное тело, замершие, почти очарованные картиной разрушения. Пользуясь секундным промедлением, Мартын вскочил с пола, подхватил цепь и закинул звякнувший конец на ведьмака, захлестывая шею. Охранник дернулся, но было уже поздно, в свой рывок парень вложил все, что у него было, все оставшиеся силы. Он практически повис на ведьмаке, натягивая цепь, перекрывая охраннику кислород и делая это с непередаваемым наслаждением.

Теперь уже восточник пытался призвать магию, но цепь, оказавшаяся продолжением артефакта, не делала различий между охранником и пленником, ей, как и ошейнику, было все равно, что поглощать.

Взгляд синих глаз тюремщика на долю секунды переместился на целителя, и Радиф атаковал. Рывок был почти неуловим для человеческих глаз. Вестник перехватил руку с зажатым якорем, одновременно нанося кулаком удар в переносицу. Нога Вестника угодила в фарфоровое лицо Киу, вдавливая в пол остатки ее красоты. Денис уклонился от летящего в лицо удара, неосознанно чуть сильнее сжимая кулак. Фатально сжимая.

Якорь — хрупкая штука, даже если изначально отлить его от чугуна. Никакой металл не сохранит свойства при прикосновении с призванной душой. То, что внутри нас, несоизмеримо сильнее того, что снаружи, хоть мы не можем это ни измерить, ни взвесить, ни разложить на атомы.

Раздался сухой треск. Простой и обыденный звук, будто ботинком наступили на пустую яичную скорлупу. Киу мертва, и сейчас уйдет навсегда. Уйдет под аккомпанемент ломающегося дерева, а не под стоны боли. Может, это не так уж и плохо?