– Ничего, мне скоро помощники понадобятся.

– Ну, если обещаете…

– Я знаю, кто убийца, – вдруг признался князь. – Потому мне важно знать, сколь далеко продвинулись вы. И числится ли он в подозреваемых.

– На кого вы думаете? – спросил Антон Семенович.

– Сначала вы!

– Неужели не доверяете?

– Как я могу? Вы только что для меня письма выкрали. Просто пока что сомневаюсь, уж больно на поверхности! Телепнева, кстати, допросили?

Выговский махнул рукой. Все равно князь обо всем узнает.

– Не удалось! Уехал незадолго до нас вместе со старинным приятелем. Оставили у дома пост.

– Дондрыкина не нашлась?

– Нет!

– Плохо! Что рассказал Прошка?

– У того крепкое инобытие![61]Весь день провел с падчерицей Осетрова и ее матерью.

– Тоже мне инобытие! – воскликнул Тарусов. – Влюбленная девица и ее мать. А Осетров что? Запирается?

– Он на вашу супругу не нападал. В то время уже в участке сидел! – напомнил Антон Семнович.

– Это и без вас ясно. В убийстве Сидора, случаем, не признался?

– Нет! Говорит, голову ему Телепнев подкинул.

– Да ну? Мне о том не упомянул. Что ж, все теплее и теплее… Сарай на Малой Невке осмотрели?

– Сарай как сарай, – пожал плечами Выговский. – Пустой. Принадлежит хозяину ломового двора Игнату Буваеву. Интересно другое! Буваев его купил… Не догадываетесь у кого?

– Вряд ли у барона Штиглица, Антон Семенович, – с раздражением пробормотал Дмитрий Данилович. – Вы театральные приемчики покамест оставьте в покое, вот станете моим помощником, тогда их и потренируем. Итак, у кого?

– У Телепнева. У того в 1858 году сгорел склад…

– Что? – подскочил Тарусов. – Я-то все мучаюсь, откуда фамилия Телепнев мне знакома. Точно!

Подставив табурет, князь стал рыться в бумагах на верхних полках книжного шкапа, занимавшего большую часть его кабинета. Выдернув из стопки нужную папку, Дмитрий Данилович быстро ее пролистнул.

– Вот! Занимался я этим делом, когда служил в Сенате. Страховое общество «Русь» против купца первой гильдии Телепнева. Истец подозревал ответчика в умышленном поджоге склада с товаром на триста тысяч рублей. Ба! Знакомые все лица! Павел Фокин, Осетров Калина Фомич, околоточный Челышков.

– Подозреваемые? – уточнил Выговский.

– Свидетелями проходили! В апелляции было отказано. На редкость сухая погода стояла, самовозгорания случались часто, – быстро пересказал суть решения Дмитрий Данилович. – Сарай обыскали?

– А что там искать? Говорю – пустой. Буваев раньше в нем мебель летом хранил, а в этом году, говорит, другой склад купил, поближе.

Летом горожане уезжали на дачи и, чтоб сэкономить, отказывались от квартир, которые по новой арендовали ближе к осени. Мебель же сдавали на хранение.

– Засаду у сарая выставили? – поинтересовался Тарусов.

Антон Семенович вновь смутился:

– Нет, без толку же. Про убийства уже весь город знает. Преступник туда не вернется.

– Зря, ох зря!

– Да понимаем мы, Дмитрий Данилович! Только территория там большая, двумя городовыми не обойтись. Резерв надо привлекать. А резерв занят, государь нынче в театр надумал.

Князь не нашелся от возмущения. Когда же успокоился, спросил:

– У Прибабкиной были?

– Вам бы в следователи, Дмитрий Данилович, – сказал Выговский.

– Сам знаю, но не взяли. Рожей не вышел! Что там нашли? Не тяните!

– Кровь на полу. Никаких следов, никаких свидетелей. Все пули совпали по калибру с той, которая Васютку Мордасова убила.

– Значит, баррикадировались мы не зря! – отметил Тарусов.

– Вы нападения опасаетесь? – забеспокоился Выговский – Если хотите, могу на ночь остаться. У меня оружие при себе!

– Оружие? Отлично! Тогда мы с вами прокатимся, – поднялся из кресла Дмитрий Данилович.

– Куда?

– Сперва к Телепневу, потом на Малую Невку. Голову Павла Фокина надо откопать.

– Я с вами! – вскочил Лешич.

– Э нет! Ты у нас верный рыцарь, вот и защищай этой шпагой прекрасную даму. Вперед, Антон Семенович, вперед!

Заспанная Авдотья побожилась, что Козьма Сысоевич как ушел, так и не было. Дондрыкина тоже не появлялась.

Дмитрий Данилович очень расстроился:

– Плохо! Чует мое сердце, будут еще жертвы. Скорей! Надо опередить этого нелюдя!

– Вы на нелюдя с лопатой собрались? На них вернее осиновый кол, – пошутил Выговский.

Князь и впрямь выглядел комично: в широких рукавицах (Ильфат сунул, чтобы Дмитрий Данилович заноз не насажал), с лопатой наперевес и фонарем в руках.

Изложенная по дороге версия разочаровала Антона Семеновича. Без единого доказательства, одни догадки и предположения.

Подъезжая к сараю, Выговский на всякий случай вытащил револьвер и взвел курок.

– Глядите! – толкнул его Дмитрий Данилович.

Из-за щелей пробивался свет.

– Мы тут сойдем, – как можно тише сказал вознице Выговский. – Не уезжай никуда. Я из сыскной. И тихо чтоб!

Они слезли.

– Может, возницу за подмогой отправить? А сами пока покараулим? – предложил Выговский, имевший опыт подобных вылазок.

Пытаться с одним стволом задержать безжалостного убийцу – может статься, что себе на погибель.

– Я думал, Дондрыкина мертва. Выходит, ошибался. Скорей туда!

Расстояние до сарая преодолели за несколько секунд.

– Рывком распахиваете дверь, я врываюсь, а дальше по обстоятельствам, – придумал план Антон Семенович. – Если станет стрелять, падайте на землю и молитесь.

– Черт! – Дмитрий Данилович осознал, как рискует Выговский. – Давайте лучше я!

– Стрелять-то умеете?

– Как-то пару раз, – соврал Диди.

– У вас семья, дети. Пусть лучше меня!

Стрелять не пришлось. В сарае все было кончено. На полу корчился раненный в ногу Челышков, рядом, с револьвером в руке, валялся Телепнев с разрубленной саблей головой…

Судебный следователь Пискунов встал, прокашлялся, пригладил давно редевшие волосы, нацепил очки, снова прокашлялся и забубнил:

– Проведенное следствие пришло к следующим выводам: Телепнев Козьма Сысоевич, год рождения одна тысяча восемьсот первый, русский, вероисповедание – православный, происхождение из купцов, в ночь с 29 на 30 июня одна тысяча восемьсот шестьдесят девятого года убил Фокина Павла Константиновича. С большой долей вероятности можно утверждать, что причиной данного злодеяния послужила боязнь Телепнева, что вышеназванный Фокин располагает сведениями, полностью изобличавшими Козьму Сысоевича в поджоге его собственных складов, случившемся в одна тысяча восемьсот пятьдесят восьмом году. Целью поджога являлось получение страховых выплат от общества «Русь».