Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Моя несостоявшаяся мстительница мучилась недолго. Единственное, от чего у меня мороз пробегал по коже, — от хруста ее костей, которые не могли противостоять толстым веткам. Мои охранники достойно проявили себя.
Стоявший напротив Эрту на мгновение замер. Затем он быстро повернулся ко мне, и на сей раз я знал, что он точно покончит со мной и уже ничто ему не помешает.
Но тут за меня заступилось что-то другое, уже не моя лесная охрана. Эрту еще даже не успел полностью повернуться ко мне лицом, как из-за моей спины донеслось что-то похожее на смех. По лицу Эрту пробежал страх, и он прицелился во что-то за моей спиной. В это же мгновение нечто вылетело из-за моего плеча и ударило его в грудь. Он так и не успел нажать на курок. Падал он уже мертвым, с усмешкой на губах и ненавистью в уже ослепших глазах.
Наконец я нашел в себе силы и начал подниматься. Медленно, но все-таки я встал на ноги. Прекрасное зрелище! Передо мной стояла Медея, изящная и прекрасная, в туго обтягивающем алом платье. А в изящной ручке она все еще держала маленькую черную трубку, куда-то направленную. И вот наши глаза встретились.
— Лорд Ганелон, — ласково проворковала она. — Ганелон, милый!
Она сделала какой-то незаметный жест, но ее глаза смотрели прямо в мои. Тут же появились молчаливые стражники и унесли трупы. А деревья, немного пошептавшись и пошуршав листвой, встали на свои обычные места и стихли.
— Ты же помнишь, правда? — прошептала Медея. — Ты помнишь меня, лорд Ганелон?
Ведьма Калхиса! Медея. Все было очень странно… Вся в красном стояла она, улыбаясь мне. А ее красота будила старые забытые воспоминания в моей голове. Я знал наверняка, что ни один человек, который знал когда-либо Медею, не мог ее забыть. Пока был жив, конечно.
Но ведь что-то я должен знать про нее, но что? Ведь откуда-то даже у Ганелона была настороженность по отношению к ней. Ага! Значит, я опять стал Ганелоном? Минуту назад я был самими собой, а сейчас почему-то сомневаюсь в этом. Почему?
И опять в голове закружились воспоминания. Прекрасная Медея стояла передо мной. Она улыбалась мне, а я не мог ничего вспомнить. Все, что было Ганелоном, куда-то ушло, и я стал Эдвардом Бондом. Взгляд упал на ветви леса-охранника, и меня передернуло от отвращения ко всему произошедшему здесь. Я отвернулся от Медеи, чтобы она не могла догадаться по моему лицу, что творилось в душе. Но еще страшнее было осознавать, что я могу быть исполнителем чье-то чужой злой воли. В том, что действовало тело Ганелона, я уже не сомневался. Это значит, что Эдвард Бонд вновь был на Земле, на своем старом месте. Единственное, что было общим, — это душа, память Бонда все еще находилась в моем мозгу. Памяти Ганелона же не было вовсе, за редкими моментами, когда воспоминания, которые принадлежали мне по праву — мне ли? — вытесняли Эдварда Бонда.
Меня наполняла ненависть к Ганелону. Я презирал его мысли и его самого. Очень странно, но фальшивая память оказывалась сильнее, чем память Ганелона… Эдвард Бонд оставался Эдвардом Бондом и никем иным.
Мои размышления прервал нежный голос Медеи:
— Ганелон, ты помнишь меня?
Мое лицо было смущенным, я чувствовал это, но не смог ответить ничего другого.
Во мне боролись разные мысли, но все-таки я сказал:
— Медея, я Эдвард Бонд.
Помолчав, она ответила:
— Я подожду, когда ты вернешься ко мне Ганелоном. Глупо было думать, что это может произойти сразу же. Ничего, у нас есть время. Ты поживешь в знакомой обстановке, и память Галенона снова вернется к тебе.
Она говорила, а я смотрел на ее красивый алый рот, и мне показалось, что изредка пробегающая по губам улыбка мне знакома.
— Я надеюсь, что ночь на Шабаше тоже поможет тебе. — Тут ее губы изогнулись почти угрожающе, но не стали от этого менее красивыми.
— С того Момента, как я отправилась на Землю, в Темном мире не было Шабаша, а его очень ждут. Мы не можем слишком долго заставлять ждать тех, кто ожидает свою жертву.
Она приблизила свое лицо вплотную ко мне и посмотрела прямо в глаза.
— Ганелон, ты помнишь Кэр Ллур?
Как только она произнесла эти слова, я тут же снова ощутил чувство ужаса. «Ллур — Ллур!» — отдались эхом в моей голове ее слова.
Откуда-то из глубин памяти всплыло знание о том, что это было совершенно не человеческое явление. Оно было антиподом всему человечному и не должно было бы существовать одновременно с людьми. Но почему-то я чувствовал близость к Ллуру. Я знал, что он отрицает людей, даже живя вместе с ними, но все равно чувство близости с ним не проходило.
Я вспомнил! Я все вспомнил!
— Нет, — сказал я вслух. — Ничего не помню.
Я не доверял никому, и даже себе, не мог признаться что кое-что вспомнил. Тем более незачем было показывать это кому-либо еще. Сначала я должен был выяснить все для себя, чтобы понять свое положение и степень грозящей мне опасности. Заявить о возвращении памяти никогда не поздно, важно сделать это во время.
Мысль о Ллуре подтвердила правильность моего решения. Что-то в прошлом Ганелона и Ллура было общее, существовала какая-то связь, которой боялись все окружающие. Но в то же время они постоянно пытаются заставить вновь связаться с Ллуром. Почему? Пока я это не уясню, мне не следовало становиться Ганелоном. Лучше было оставаться Эдвардом Бондом, непонятливым и простодушным.
Я наморщил лоб.
— Нет! Я ничего не помню.
— Меня ты тоже не помнишь? — нежным голосом шептала она мне и подошла ближе.
Без сомнения, она была колдунья.
Я не задумываясь обнял ее. Почему-то мне было все равно, кто я, Ганелон или Бонд, в тот момент. Но нахлынувшие ощущения скорее принадлежали Бонду, и губы, целовавшие ее, тоже были губами Бонда.
— А Медею ты помнишь?
Действительно, какая разница, Ганелон или Бонд?
Но что-то изменилось в моих ощущениях, что-то появилось незнакомое Эдварду Бонду.
Я обнимал прекрасное податливое тело, но неизвестное ранее чувство появилось во мне.
Я видел, что она сдерживает себя. Но почему?
— Прекрати, Ганелон!
Внезапно оттолкнув меня, она вырвалась. Дыхание ее было частым, глаза блестели.
— Достаточно! — прошептала она. — Ты знаешь…
— Что-то случилось, Медея?
Я увидел лишь ужас в ее глазах.
— Ты не помнишь ничего? Ты забыл, ЧТО Я ТАКОЕ?!
Расхаживая взад-вперед по покоям Ганелона, вернее, по моим покоям, я не переставая думал о происходящем. Я не мог остановиться, ноги сами шагали по паркету, не давая ни на минуту присесть. Я словно состоял из двух частей — тело Ганелона, но сознание Бонда. Вернее, уже не совсем Бонда, скорее, это были одни воспоминания, наложенные на другие. Теперь они переплелись во мне, и невозможно было понять, где заканчивается один и начинается другой.