– Вы уже вместе?

Я покачала головой.

– Но, если вы сойдетесь, ты же будешь осторожна? Это вообще позволено?

– Не думаю, что это так уж важно. Но я сомневаюсь, что что-то вообще произойдет. – Едва я произнесла эти слова, меня охватило горькое разочарование. Я хотела, чтобы что-то произошло.

Несколько секунд Руби молчала. Я знала, что она, вероятно, думает о своем отце и о студентках, с которыми он спал, или что там было. Я хотела сказать ей, что понимаю ее, но не могла выдать тот факт, что говорила об этом с Амандой. Руби снова разозлилась бы. Поэтому я промолчала.

– Извини, что я так по-свински к этому отнеслась, – сказала Руби. – Если ты будешь счастлива, то буду счастлива и я, обещаю.

Я знала, почему она расстроилась; в этом был свой смысл. Но я жалела, что она сама не рассказала мне о своем отце. Руби смотрела на меня, глаза ее блестели.

– Я скучала по тебе, – произнесла она. – Мне очень-очень жаль.

– Я тоже по тебе скучала, – ответила я и позволила ей обнять меня.

Это была настоящая Руби. Это была она, я это знала. Аманда, должно быть, ошиблась. Руби не притворялась со мной. Это было настоящим.

Я отстранилась, глядя ей в глаза, и сказала:

– Но у меня есть один вопрос.

Я попыталась сесть немного прямее, чтобы скомпенсировать те неловкость и уязвимость, которые мне предстояло испытать.

– Да, конечно, – отозвалась она.

– Так вот, – начала я. – Как узнать, нравишься ли ты кому-то тоже?

Руби опустила взгляд. Вероятно, думала о Джоне. Мне очень не хотелось, чтобы она сравнивала свою и мою ситуации, но мне отчаянно было нужно услышать ответ.

– Мне кажется, ты это просто понимаешь, – произнесла Руби. – Ты вроде как просто сидишь рядом или даже смотришь на человека и чувствуешь это волнение. И если он отрывается от своих дел, чтобы посмотреть на тебя, поговорить с тобой, сделать для тебя какой-нибудь пустяк… ну, это подтверждение того, что он тоже к тебе что-то чувствует.

– Так у тебя было с Джоном? – спросила я.

Она помолчала, потом с легкой неуверенностью сказала:

– Да. В самом начале. Теперь уже все настолько привычно, что я даже не задаюсь вопросом о его чувствах ко мне.

Прежде чем я успела спросить еще о чем-нибудь, в дверь снова постучали, и в комнату заглянул Макс.

– О, – произнес он с изумлением, увидев Руби, затем перевел взгляд на меня. – Я хотел узнать, закончила ли ты с той работой по философии.

Я переводила взгляд с него на Руби. С прошлого курса я ни разу не видела, чтобы они разговаривали друг с другом.

– Пока нет, – ответила я.

Макс кивнул, словно пытаясь понять, что ему делать дальше. Он посмотрел на Руби и произнес:

– Привет.

– Привет, – отозвалась она с невеселой улыбкой.

«Ох, Руби…» Я хотела, чтобы она рассказала мне все, дабы я могла это исправить. Я смотрела на нее – такую красивую, такую грустную и полную тайн. Без ее дневника я чувствовала себя ужасно потерянной. Мне нужно было найти способ проникнуть в ее комнату, и как можно быстрее.

Последний курс

Но дни пролетали за днями, а я проводила основную часть времени в библиотеке, занятая своей дипломной работой. В один прекрасный день огляделась по сторонам и поняла, что семестр прошел уже почти наполовину.

Мой телефон, лежащий на деревянном столе, зажужжал. Руби.

Выпьем по кофе, пока я не ушла на тренировку?

Я сложила вещи в сумку и спустилась с верхнего этажа библиотеки. Я предпочитала учиться в тихом уголке, рядом с окном, выходящим на двор. Мне нравилось, какими маленькими и далекими выглядят все отсюда. Между деревьями были протянуты несколько строп, и кто-то из студентов осторожно балансировал на них. В куртках с флисовой подкладкой и в шерстяных шапках люди смотрелись неуклюжими. Шагая по газону, я гадала, что сейчас делает Хейл.

Когда я вошла в «Гриль», Руби сидела в одиночестве. Она улыбнулась мне навстречу. Я была рада увидеть одну из ее подлинных улыбок – ту, которой она когда-то постоянно одаривала меня.

– Угадай, что? – сказала Руби.

– Что? – Я села рядом с ней и стала расстегивать куртку. Она подвинула мне стаканчик черного кофе.

– Сегодня я подала заявку на грант в Гетти.

В последние три года Руби мечтала после выпуска получить работу в Музее Гетти и перебраться в Лос-Анджелес.

– Потрясающе. Я уверена, что ты его получишь, – сказала я. – Значит, ты поедешь в Эл-Эй[15]?

Руби отпила кофе. Она была одета в тренировочные шорты и свитер. Загар на ее коже уже выцветал, сухожилия на кистях рук выступали под кожей, словно горные хребты.

– На самом деле нет, – объяснила она. – Это грант на то, чтобы отправиться в Шотландию и подготовить план сохранения старого поместья, которое уже совсем обветшало. Я работаю над этим со своим научруком.

– Ого, – произнесла я, удивленная, что она собирается ехать так далеко. – Я и не знала, что ты намереваешься уехать из страны.

– Да, – подтвердила Руби, взяв одноразовый картонный стаканчик. – Ладно, а как у тебя дела? Мы уже сто лет не виделись. Как вообще такое возможно, ведь мы живем рядом?

– Ну, я почти все это время жила в библиотеке, вот и всё.

– Боже, тебе нужно выбираться оттуда. Ты вообще слышала о Портлендском Вечере, который будет в ноябре?

– Нет, а что это? – Я отпила глоток кофе, мой организм жаждал кофеина.

– Нас отвезут из Хоторна в Портленд на автобусах на весь вечер, чтобы мы могли погулять и все такое. Типа чтобы старшекурсники могли показать себя во всей красе. – Она помолчала. – Они и правда хотят, чтобы мы напились, что ли?

Мы засмеялись.

– Или, быть может, они надеются, что мы наконец-то поведем себя по-взрослому и будем пить умеренно, – ответила я.

– Непохоже, чтобы взрослые вели себя лучше нас.

– Это правда, – я кивнула.

– В общем, ты поедешь, верно? Ты должна поехать, это будет весело, – настаивала Руби, хотя в голосе ее не слышалось убежденности.

– Ну да, конечно, – ответила я. Может быть, во время этого мероприятия я смогу расспросить ее о том, что происходит – когда она слегка опьянеет и у нее развяжется язык.

– Ладно, хорошо, – сказала Руби. – Так что-нибудь произошло?

– В каком смысле?

Я не знала, почему изображаю дурочку и манипулирую ею.