— Чувствуй себя, как дома.

Мой взгляд говорил без всяких слов — я не забуду, что нахожусь в гостях. При этом не могла не отметить домашний вкус кофе. Как дома, почти… Чуть-чуть кислее, потому что арабика итальянская, а не колумбийская, как я покупаю. Смотрела в окно и молчала. Нет, говорить вслух, будучи в кухне в полном одиночестве, я и не собиралась — не настолько еще башкой тронулась. Просто молчал внутренний голос: не возмущался, даже не роптал на то, что я наконец-то получаю удовольствие от того, что сделал Андрей — от сваренного им кофе.

Оставив пустую чашку на краю раковины, я решила не дожидаться, когда Андрей выйдет из ванной и прошла в спальню. Зачем? За светом и зеркалом — я же не могу получать паспорт без макияжа, а то на свою фотографию не буду похожа. Такое уже было, когда я побежала фоткаться для студенческого сразу после вступительных экзаменов. Прихожу получать фото, и женщина не может найти его среди заказов.

— Так вот же! — показываю на снимки, точно для памятника на кладбище.

— Это что, вы? Шутите?

Я не шутила — шутила природа, нервы и аппарат фотографа. Сейчас тоже смешно не было. Спальня как спальня, то есть не мужская, а унисекс с картинки журнала. Квартиру явно оформлял профессионал по одному требованию хозяина — закончите все быстро и молча. Я тоже не разговаривала с собственным отражением в зеркальной двери шкафа-купе, пока наводила на каменном лице красоту. Главное, не переборщить, не превратиться в Клеопатру или Нефертити — минимум макияжа, максимум спокойствия.

Придвинула пуфик к шкафу — положила на него косметичку, сама осталась на ногах, на твердых. Потом такой же твердой рукой отодвинула дверцу. И что? Ничего особенного — несколько пиджаков, вешалки с брюками, вереница рубашек, аккуратная стопочка футболок и маек. Сам бы Андрей никогда не смог содержать гардероб в таком идеальном порядке — тут без руки профессиональной уборщицы не обошлось. Ни одной женской вещи обнаружено не было.

— Не доверяешь моему вкусу?

Я с трудом не вздрогнула — обернулась с улыбкой, хотя ничего смешного не было: увидела сначала его отражение, завернутое ниже пояса в полотенце.

— Просто дверца была открыта, — соврала я.

Ну не догадается же он, что я просканировала его квартиру на наличие в ней женщины — мужским умом до этого не дойти.

— Она всегда закрыта, — выдал Андрей безапеляционно и широко улыбнулся.

Улыбался он и до этого, но сейчас уголки губ почти коснулись мочек ушей. По уши счастлив — ни дать ни взять. Ну, собственно это и есть наша патовая ситуация в сексе.

— Подбирала костюм к цвету моего свитера, ты прав… — попыталась я улыбнуться так же широко.

Помада свежая, губы не успели покрыться коркой.

— Подобрала?

— Футболку. Ты на работу потом?

— На обед с женой.

— На работу потом? — не стала я заострять внимание на чужеродном слове “жена”. — После обеда?

— Решил взять выходной. За город скатаемся? Ты там еще не была.

— В парке новые ели вырасти успели?

— Новое поколение белочек точно народилось. Я хочу провести этот день с тобой. Может, и вечер…

— И ночь? — поджала я губы и склонила голову влево.

— Об этом я могу только мечтать. Как было в детстве? Закрой один глаз и загадай желание?

— Размечтался одноглазый.

— Я оба закрыл, — и он действительно зажмурился.

— Ну тогда вообще слепой. Я все помню.

— А я нет…

Андрей вытянул руки и на ощупь двинулся в мою сторону.

— Решил одеться с закрытыми глазами во что бог в руки положит?

— Нет, раздеть тебя…

Сказал это Андрей в одном шаге от меня, руками он меня уже трогал.

— Этот цвет не подходит к выбранному мной костюму — нужен телесный, — проговорил он с закрытыми глазами и нащупал мою талию.

Под свитером тонкая трикотажная майка, под ней лифчик, а теперь еще и руки Андрея. Я не двинулась — стояла, ждала, не сопротивлялась, но и не выказывала желания помочь. Вырез большой, помада не смажется, не запачкает кашемир.

— Я уже накрасилась, — проговорила, когда Андрей резким движением освободил мои запястья от резинки рукавов.

— Я позавтракаю твоей помадой.

Свежая, без корочки — самый сок. Почти минуту Андрей держал скомканный свитер у меня за спиной, потом бросил, но не на пол, а опустил на пуфик под моей ногой поверх косметички.

— Вчера помада не была такой вкусной, — оторвался он от губ, чтобы размазать остатки бордового цвета по моей щеке.

— Вчера был блеск… Для губ, — хмыкнула я, и снова он закрыл мне рот поцелуем и принялся открывать застежку между сведенными лопатками, медленно, крючочек за крючочком, медленно-медленно, а потом еще повтирал металл в позвонки, прежде чем ослабить хватку своих губ на моем языке, чтобы спустить бретельки с плеч и скомканный трикотаж прижать к замершему пупку. И заодно — разбудить пульс внизу живота.

Я не отпустила его губы, мне захотелось оставить на них след от клыков, оторвать кусок живой плоти, чтобы почувствовать его кровь. Если, конечно, в этой части тела осталась хоть пара капель. Другую кровавую плоть я ощущала сквозь два слоя полотенца, она тыкалась мне в бедра, стянутые плотными брюками. Его язык сейчас такой же твердый, им не поворочаешь, вот Андрей наконец и заткнулся…

Молчит, только хрипло дышит и громко сглатывает. И наконец бросил к моим ногам мой же бюстгальтер, потому что бросать больше было нечего. Полотенце упало само, пока судорожными движениями Андрей выковыривал из петелек пуговицы вдоль ширинки моих брюк. Не специально на пуговицах выбирала, но как кстати такая преграда оказалась — еще пару секунд, если не минут, я смогу насладиться скрежетом его зубов.

Наконец обе руки нырнули под трикотаж и стянули все в один прием, но, увы, наткнулись на полусапожки — на шнурках.

— Марина…

— Они на резинке, — склонилась я к его макушке.

— Что на резинке?

— Ботинки. Расшнуровывать не надо, просто оттяни резинку, она как носок, и сними…

Это было последнее, что он с меня снял. Предпоследнее — все же брюки он не стал стягивать через ботинки. Бросил их возле пуфика и принялся проверять мои ноги на наличие невидимого капрона — прощупывал каждую клеточку, точно разминал гусиную кожу, сейчас невидимую, потому что у него дома было очень тепло. Или стало тепло — в его руках. Или после свитера я еще просто не успела замерзнуть…

— Что ты там ищешь? — смотрела я все еще вниз, на его склоненную голову.