— Пока не попробуешь, не узнаешь. Тебе и секс не нужен был, пока не попробовала… Со мной.

— Извини за вчерашнее и это утро, — тут же выдала я.

— Я не про сейчас. Почему ты уперлась? Поживи со мной.

— Здесь?

— Здесь, конечно.

— Здесь — нет. Там у меня семья.

— Семьи у тебя сейчас нет. Дети — это не семья.

— Не семья? Два взрослых человека в лучшем случае называются парой. А мы с тобой не два сапога.

— Мы — намного хуже, ты права. Мы два тюфяка. А, соединив их, даже диван не получится — спать невозможно.

— Чего тебе надо, Андрюш?

— Мою женщину. Назад. Больше ничего.

Глава 26. Горячий кофе

Наверное, когда человек долго не пьет, он начинает пьянеть без вина и нести бред с абсолютно непроницаемым лицом, еще и вести при этом машину. Быть пассажиром в такой машине дело не из приятных, но коль назвался груздем, как говорится…

На рожон я больше не лезла. Впервые за долгие годы мне действительно что-то было нужно от Лебедева, что-то очень и очень важное, и снова не для меня. Первый год ожидания возвращения Андрея и следующий уже в разводе я часто мечтала услышать в трубке его голос — не ради меня, отнюдь. Ради ребенка, который не должен был расти без отца. Я до сих пор помню наши долгие разговоры в беременность — Андрей говорил, что мы подписали договор на восемнадцать лет, что бы ни случилось. Он говорил серьезно, и я с таким же серьезным видом кивала. Как быстро все забылось и как быстро повторилось с другим мужчиной — Сунил четко выполнил свои обязательства перед ребенком и женщиной, которая родила ему дочь.

Непонятно, что лучше — восемнадцать лет жить в браке, который тяготит, или сбежать на второй год. И оба с пеной у рта будут мне доказывать, что все было не так, что они были со мной счастливы и вообще это я — редиска, нехороший человек, неправильная женщина.

Сейчас я действительно собираюсь подписать с Лебедевым настоящий договор на ребенка. Сколько он продлится — год, два, сколько там бюрократы будут снимать родительские права с меня и вешать на Романну, непонятно. Да и возможно ли это вообще? Может, нам с ней придется в итоге заключить всего лишь устный договор. С ней не важно, как договариваться — на словах или на бумаге, она не подведет. Впрочем, и с Андреем не важно — он просто не договороспособный. “Я жил без отца, и я в страшном сне не хочу представлять себя в качестве воскресного папы, лучше уж никак…” — эти слова он говорил до нашей свадьбы, не помню уже по какому поводу. Увидели, наверное, в парке какого-нибудь папу с ребенком. Тогда я не придала этой фразе особого значения, но мозг почему-то запомнил и потом восстановил в моем сознании с точностью до интонаций, чтобы я осознала наконец, что Лебедев зря ничего не ляпает: он не стал воскресным папой и его ребенок не остался без отца, я нашла ему замену, и Алекса Сунил вырастил без эксцессов, до победного конца. Возможно, действительно, некоторым мужикам дочери противопоказаны, вот он и не справился, срезался на финише. Или мы просто безбожно избаловали Элис себе на голову…

— И что ты собрался делать с этой женщиной? — решилась я поддержать наш дурацкий разговор.

Андрей ответил не сразу, задумался или в тот момент просто не хотел отвлекаться от дороги.

— Любить. Этой женщине больше ничего не нужно.

— Вот как… — поджала я губы. — Бывают же такие женщины. Вот только беда, ты любить не умеешь. Когда любят, тогда стараются не делать больно.

— Я пытался уберечь тебя от ошибки…

— Боже, Андрей! — я затрясла руками перед собой, точно припадочная. — Ты просто сбежал от проблем. Ты ни о чем не думал. Обо мне ты думал только в связке с собой и ребенком. Тебе было плевать, что я чувствую. И сейчас плевать — ты не изменился!

— Значит, ты сможешь меня вновь полюбить?

Я опустила руки на колени и глаза — туда же, начала смеяться. Тихо, обреченно.

— Андрюш, нам по сорок пять лет… О какой любви ты говоришь? Лет десять, и у тебя все отвалится.

— Десять лет — это вечность.

— Тогда мы прожили порознь две вечности, — перестала я смеяться и зажмурилась.

Пока без макияжа, можно и всплакнуть над пафосными речами Лебедева.

— Андрей, давай без этих игр, а? Ты просто помогаешь мне вывезти из страны больного ребенка, делаешь доброе дело и все. Я не готова ни к чему большему. Если ты не готов помочь просто так, то можешь даже паспорт мне не делать.

— Я его тебе сделаю, — ответил Андрей слишком уж быстро, будто заранее продумал все возможные ходы в этой дорожной беседе. — Мне наследство некому оставить.

Ну да, забыла…

— Семье дяди оставь.

— Не хочу.

— А я не хочу твои деньги и не хочу тебя самого. Когда хотела, ты смылся, а сейчас мне очень хочется намылить тебя, чтобы ты снова куда-нибудь смылся уже наконец.

— Я помоюсь, не переживай…

Нахал! Хорошо, не стал еще демонстративно нюхать подмышки. Повзрослел? Да нет, идиотом так и остался. Или играет? Или нервы сдали? Не только у меня…

Дома Андрей предложил мне вылечить нервы алкоголем.

— Капнуть в кофе виски? Для вкуса? — спросил, стоял над кофеваркой.

У нас кофемашины оказались одной фирмы — надо же, до сих пор вкусы сходятся. Дураки… Квартира у него в новостройке, одиннадцатый этаж, подземная парковка, охрана. Никакого шика — его миллионы в бизнесе, только зачем? Впрочем, зачем ему одному загородный дом или проблемные соседи из настоящего “элитного” жилья?

— Виски? — скривила я рот. — Часто, гляжу, предлагаешь дамам выпить?

— Предлагаю и что? — он остался стоять, чуть ссутулившись, так сподручнее было наигрывать по краю столешницы собачий вальс, марш кобелей.

— Ничего. Просто откажусь.

— Брезгуешь? Никто из горла не пил, — повернул он ко мне голову и смотрел искоса с прищуром.

— Я просто не хочу пить. С утра. Со здешнего утра.

— А есть? Могу предложить йогурт или крекер с сыром? Или пойдем куда-нибудь позавтракаем по-человечески?

— Мне хватит чашечки кофе. До обеда доживу как-нибудь.

— Приглашаешь?

— Ты в душ шел.

— Я варю тебе кофе.

Кофе давно сварился. Сейчас он протянул мне чашку, горячую, и я взяла ее двумя руками, прямо как он недавно — мой плащ в прихожей своей квартиры. От тапок я отказалась по той