— С радостью, миледи. Только укажите, куда идти, я в этих краях человек новый.

— Как и я, — мило покраснела леди. — Но ее сиятельство подробно объяснила дорогу. Нам в ту сторону.

Император перевесил корзину на сгиб левой руки, а правую галантно подал девушке, чуть позабыв, что играет роль слуги, со стороны которого такой жест мог бы считаться неприличным.

Удивительно, но Сивилла Лукрень без возражений приняла руку, и они вдвоем пошли в сторону, указанную леди.

Прогулка вышла довольно продолжительной, до нужного места они добрались лишь через час. За это время Арган успел во всех подробностях выпытать у леди Лукрень обстоятельства ее первой встречи с загадочной фиолетовой крысой.

— Не могу поверить, что это все же оказалось проделкой Луки и Виолы! — губы Сивиллы обиженно сжались. — Я была о них лучшего мнения. Они мне даже нравились.

— Может, все же близнецы не виноваты. — Арган решил заступиться за друга и его сестру. — Вы же сами сказали, что они интересовались крысой с целью ее поймать.

— Я уже не знаю, чему верить, — вздохнула девушка. — Буквально все твердит, что я ошиблась в них раньше… Кажется, мы пришли.

Поселение арендаторов при «Оленьем бору» было небольшим — около четырех дюжин аккуратных каменных домов, разделенных на три улицы. Возле каждого дома был разбит небольшой сад, а на заднем дворе встречались и огородики.

День был в разгаре, многие из арендаторов трудились в поле, в самом поселке было довольно тихо, только собаки лаяли при приближении чужаков, да откуда-то доносились детские крики — ребятня во что-то шумно играла.

Спросить дорогу было не у кого, но, на счастье леди Лукрень, император обнаружил на домах таблички.

— Мне сюда, — сказала Сивилла, когда им удалось найти третий дом на Благословенной улице.

Она подняла салфетку и извлекла из корзинки небольшой сверток.

— Леди Каларон попросила меня позаботиться о больных в этом доме. Вас же я попрошу отнести корзинку на Садовую, в дом номер тринадцать. Я надолго, так что ждать меня не нужно, как выполните поручение — возвращайтесь в поместье.

Арган заверил Сивиллу, что выполнит все в точности, и попрощался. Садовая улица была следующей, он прошел между домами и вскоре постучал в дверь нужного дома.

Открывший на стук мужчина неприятно поразил императора: как-то не вязался разбойничьего вида мордоворот с образом ухоженной деревеньки, населенной законопослушными арендаторами, которых запросто навещают леди.

— Гостинцы от ее сиятельства вдовствующей маркизы, — сказал Арган, махнув корзиной.

— Проходи, — сипло произнес неприятный мужик и отворил дверь пошире, но так и не удосужившись или отойти в сторону, или забрать корзину.

Ох, как не понравилось императору такое обращение! Но он самонадеянно решил, что справится с любой неприятностью, которую можно было ожидать от подозрительного хозяина дома.

Как же Арган ошибался. Но понял он это чуть позже, когда дверь дома номер тринадцать захлопнулась за его спиной.

— Благодарю вас за помощь, дорогая! — Вдовствующая маркиза наклонила изящный чайничек и подлила Дамире чаю. — Вы меня необычайно выручили.

— Что вы, ваше сиятельство, это такой пустяк! Нам, вынужденным задержаться здесь из-за нелепых случайностей, любая посильная помощь в радость. Как еще нам отблагодарить вас за гостеприимство?

Удивительное дело, еще недавно у Белинды Каларон возникла бы масса язвительных ответов на этот вопрос. Например: «Не пытаться поджечь дом!» Но сейчас ей и в голову такое не пришло, маркиза испытывала искреннюю признательность к гостье.

Сивилла Лукрень только что ушла, получив свою порцию благодарности. В гостиной остались только маркиза и леди Айлайр, которой в этот вечер хотелось простить все прегрешения.

— Не желаете ли чего-нибудь покрепче чая? — предложила Белинда, у которой появилось желание негласно отметить сегодняшнюю победу — избавление от неугодного камердинера.

— С удовольствием. — Темные глаза Дамиры сверкнули любопытством. — Надеюсь, у нас есть для этого хороший повод?

— Просто прекрасный! — Вдовствующая маркиза позвонила в колокольчик.

Когда слуга принес дамам чудесный кларет из запасов хозяина поместья, разговор возобновился.

Рассматривая вино на просвет, леди Каларон почувствовала, что ее душой овладела какая-то грусть. У нее никогда не было близких подруг, с которыми можно было бы поделиться переживаниями. Для этого Белинда была слишком красива. Даже в детстве ей не с кем было разделить сокровенные мысли.

Дамира Айлайр была такой же — слишком яркой, чтобы ее приняли в компанию менее красивые леди, и слишком сильной, чтобы притворяться перед другими ради лицемерного одобрения и иллюзии дружбы.

— Мне жаль, что вы не стали мне дочерью. — Белинда Каларон поддалась настроению, требовавшему хоть чуть-чуть приоткрыть перед кем-нибудь душу. — Кажется, мы бы прекрасно поладили.

— Не думаю, что его сиятельство обрадовался бы этому, — чуть печально ответила молодая собеседница.

Вдовствующая маркиза отпила глоток вина. Горькие признания так и рвались из ее сердца.

— Да, — сказала она. — Мой мальчик… я так безмерно перед ним виновата!

К сладкому вкусу вина прибавилась горечь соленых слез.

— Боюсь, он никогда меня не простит!.. Знаете, молодость — самый страшный грех! Весь мир у твоих ног. Кажется, что куда бы ты ни шел, всегда сможешь вернуться обратно, исправить то, в чем ошибся. Это так самонадеянно и недальновидно.

Дамира молчала, внимательно слушая обрушившиеся на нее откровения.

— Что может знать вчерашняя девочка о материнстве, о той ответственности, которую оно несет? Ослепленная всеобщим обожанием, я ни на секунду не задумалась, что это не продлится до скончания времен! Твой ребенок не будет малышом вечно. И все его обиды, которые ты невольно нанесла ему, вырастут вместе с ним. Я принимала как должное любовь к себе и совершенно не умела ее дарить. Пока был жив мой дорогой супруг, я ни в чем подобном не нуждалась. Он не просто любил меня, а боготворил, потакая моему тщеславию. В какой же пропасти я оказалась, когда он внезапно умер! Вот тогда-то я и познала весь ужас своего положения. Мне казалось, да и сейчас кажется, что за годы брака я выбрала всю отпущенную мне любовь.

Бокал вдовствующей маркизы опустел, но она этого даже не заметила, как и того, что теперь уже гостья позаботилась о том, чтобы наполнить вином бокалы.

— Я словно очнулась ото сна и обнаружила, что единственный родной мне человек меня ненавидит. Как бы ни был вежлив Андэр, я всегда чувствую, что он за тысячи миль от меня. Его душа словно скрыта каменной стеной. Да что там, даже этот негодяй камердинер вызывает у сына больше приязни, чем родная мать! Андэр нарочно избегает меня. Даже не знает, что я совершила ради него!