— Я понял, дедушка, — сказал тихо Александр.

Громов сунул телефон в пиджак и сел рядом с Архиповым.

— Все в порядке, даже легче стало. К счастью, эти болваны, с кирками в руках, так и не приступили к работе. Мои люди провели свет к входу, а эти рабочие, видите ли, решили утром прийти.

— Все, что не делается, то к лучшему, — сказал Архипов.

— Вы хотите исследовать эти шесть башен? — спросил Громов.

— Может да, а может, и нет. Они должны указать. Когда-то я проводил здесь исследования. Я спускался в подземелье в разных местах. Многие ходы, проделанные итальянскими мастерами, не связаны друг с другом. О своей гипотезе я расскажу вам позже, а пока пройдемте к башням и начнем с самой дальней, с Боровицкой.

— Здесь, недалеко, вон за теми деревьями, нас ждет автомобиль. Кремль большой, а времени у нас мало. Может его, и нет вовсе, — последние слова он сказал с грустью в голосе.

— Может, и нет, — повторил, вставая Архипов. — А может, время и вовсе остановлюсь для нас, ведь мы так мало живем.

Они подъехали к Боровицкой башне, расположенной с западной стороны Кремля. Пока они втроем спускались по узким ступенькам башни, Архипов вспоминал историю строительства башни.

— Построена она в 1490 году Пьетро Антонио Солари. Первоначально башню называли Боровицкая. Название происходит от Боровицкого холма, на склоне которого стоит башня, раньше здесь рос древний бор. Башня имеет и второе название: Предтеченская. Оно было присвоено царским указом в 1658 году. Сейчас через башню проезжают правительственные кортежи. Как я уже говорил, она увенчана красной звездой. Звезды вращаются на шарнирах под дуновением ветра. Высота башни составляет 54 метра, не самая высокая.

Архипов остановился, освещая фонариком часть стены.

— Я делал здесь пометки, когда исследовал, — пояснил он. Записав что-то в блокнот, он сказал.

— Идемте к следующей башне.

Проехав на машине, они оказались у угловой Арсенальной башни. Они спустились по крутым ступенькам вниз. Проход стал сужаться так, что мог пройти только один человек. Чувствовалась сырость и прохлада.

— Некоторые проходы не более 60 сантиметров, — пояснил Архипов.

Спустившись достаточно глубоко, они оказались в небольшой комнате с полукруглым сводом. Луч фонарика освещал призрачные выщербленные стены, а иногда проваливался во мрак, так и не встретив стену.

— Глубоко, — сказал Громов.

Холод усилился, Александру стало зябко, и он встряхнул плечами, как бы прогоняя внезапно налетевшую прохладу.

— Это Угловая Арсенальная, построена позже Боровицкой в 1492 году Пьетро Солари. Она круглая и самая мощная из всех башен Кремля. Первое название получила в начале 18 века после постройки Арсенала на территории Кремля. Второе название происходит от находившейся неподалеку усадьбы бояр Собакиных. Так же, как и в Водовозной башни, эта башня имеет колодец. Высота башни составляет 60,2 метра.

Архипов подошел к какой-то стене и сделал какие-то пометки в своем блокноте, глядя на стену.

— Мы можем подниматься наверх, — предложил Архипов. — Пройдем по стене, соединяющей эти башни.

— Я смотрю, что вы были здесь везде, — сказал Громов.

— Я спускался даже в такие потаенные места, о которых мало кто знает, — ответил Архипов.

Александр молча шел за ними и с притаившимся интересом оглядывал мрачные стены и лабиринты.

— А вы когда-нибудь оставались здесь на ночь? — спросил Громов.

— Приходилось. А почему вы спрашиваете об этом?

— Как-то раз я остался дежурить в Кремле. Наступила ночь, и я, вспомнив, что ни разу не гулял по ночному Кремлю, решил проверить караулы, а заодно и помочь Федеральной службе охраны. Сначала я шел по одной из освещенных аллей, а потом решил изменить обычный путь и погрузился в темноту. Вы знаете, ночью здесь совсем не так, как днем.

— Мне это знакомо. Кремль, словно живет своей жизнью, подобно большому существу. Днем он бурлит заботами, вечером затихает, а ночью погружается в тихий сон, окутываясь саваном мрачных теней, а утром вновь освежается утренней прохладой, принимает солнечные ванны, пробуждаясь от грез.

— Верно, все так. Но тогда ночью, оказавшись наедине с мраком, я кое-что почувствовал, — продолжил свой рассказ Громов. — Мне показалось, что кто-то за мной следит. Во мраке ночи ничего разглядеть невозможно, и поэтому я вышел на свет. Затем, пересилив свой страх, я набрался мужества и поднялся по одной из башен, кажется, это была Первая Безымянная башня. Там, в слабоосвещенном коридоре, ведущем на стену, я почувствовал то же ощущение, что и внизу. Я оглянулся, но никого не увидел. Поднявшись наверх, я оказался на стене. Здесь всюду было темно, и мне пришлось включить фонарик. Я шел по стене, фонарик выхватывал из темноты зубцы башни. Мне казалось, что меня преследуют некоторые тени, появившиеся от луча моего фонарика. Я остановился, и тени замерли тоже. Я прикинул в голове — сколько я прошел зубцов стены. Я мог бы поклясться, что их было семь. Позади меня было семь зубцов. Но когда, внезапно мой фонарик погас, и я оказался во власти темноты, то на фоне темно-синего неба стена, подсвеченная огнями города, показала мне восемь зубцов, а не семь. Потом свет вновь появился, когда я изрядно встряхнул фонарик. Я вновь осветил стену и увидел семь зубцов. Что это, игра света и тени или утомленность сознания? — Архипов замолчал, борясь с мрачными воспоминаниями, тронувшими его сознание. — Я могу поклясться в том, что когда свет исчез, я видел восемь пройденных зубцов башни.

В полном молчании они вышли на стену, и пошли по ней к следующей башне. Александр проходил мимо прямых зубцов башни и тихо считал их.

— Профессор, вы сказали, что у вас есть гипотеза, — сказал Громов.

— Так и есть.

— И потом, я не мог не заметить, что вы все время, что-то записываете в свой блокнот.

Профессор остановился.

— Ну, хорошо. Я расскажу вам о своих давних исследованиях, — начал Архипов. — Я всего лишь проверяю, чтобы не ошибиться. И как я вам уже сказал, нам не обязательно подниматься на башни и спускаться в их подземные ходы.

— Очень интересно, я весь во внимании.

— На первом ключе, то есть на рисунке, были написаны две руны. И это не случайно. Когда-то я много времени проводил в тайных ходах, расположенных под башнями, и пришел к выводу, что эти ходы напоминают по форме древние славянские руны. Да, да, именно руны. Каждой башне было присвоено по одной руне.

— Кем? — спросил Громов.

— Да все теми же итальянскими зодчими. Кто дал им такой приказ, я не знаю. И вряд ли кто-то узнает, но то, что под башнями вырыты еще в 15 веке ходы, напоминающие по форме 18 рун, это точно. Я нигде об этом открытии не писал, чтобы сохранить подземелье в том виде, в каком оно было более пяти столетий. Ведь узнав об этом, сюда ринутся сотни специалистов: археологи и геологи, любопытные журналисты и историки. Нет, решил я, пусть эти башни и стены надежно охраняют свою тайну.