– Замолчи, несчастная! – поднял руки вверх, словно сдаваясь, Генерал. – Как ты смеешь так глумиться над смертью?

– Ты назвал меня мерзкой козявкой и поганым насекомым, ты еще не сказал, что я – паук! Я принимаю смерть так же, как и жизнь. Они существуют вместе! А ты, храбрый вояка, почему боишься перламутра в красных подтеках? Ты, который сделал все для счастья дочери – лишил ее отца ребенка и отдал на откуп собственной безопасности другому мужчине!

– Я только зашел поговорить о внуке! – сдался Генерал, отступая к двери. – Англия, колледж, все уже решено…

– Кончен разговор. Я предлагала тебе договориться – ты меня оскорбил. Убирайся.

– Что же ты наделала!.. – не может опомниться он. – Как же ты посмела все это сказать?.. Как ты узнала?! – закричал он, выискивая глазами Ёрика, но терзать жиденка не стал – Ёрик сидел на полу, расставив в стороны ноги, и смотрел на меня ополоумевшим взглядом совершенно потрясенного человека.

Генерал отлепился от него глазами, но на мое лицо посмотреть не решился, бормотал, глядя в пол:

– Ты безжалостная стерва…

– Выход направо.

– Ты лишила Осю отца!

– А ты – сразу двух! Не уберешься – я все расскажу генеральше. Что-то мне подсказывает, что она совсем не в курсе твоих стратегических маневров с женихами дочери!

– Будь ты проклята! – прокричал он, уже невидимый у входной двери.

– И тебе того же.

Стало совсем тихо. Потом Нара зашевелилась и заговорила.

– Нефила, – сказала она с придыханием ужаса, – мне страшно!

– Да, вот такая я страшная! А что, лучше было посюсюкать и отдать ему Осю, да?

– Я боюсь – он же тебя теперь убьет!

– Убьет, как пить дать – убьет! – забормотал Ёрик. – Пристрелит, задушит, загрызет, взорвет, утопит, отравит, зарежет!..

Я смотрела на Осю и искала подходящие слова.

– Покажи мне доказательства, – потребовал он.

– Умоляю вас, только не сейчас! – запричитал Ёрик. – Я не могу больше слышать слово «кладбище», а от упоминания о покойниках у меня начинаются колики. До загниваловского кладбища езды – полдня…

Я легонько стукнула его по затылку. Ёрик замолчал. За это я погладила его по овальной плешке и протянула Осе медальон Синички, который во время нервной беседы для поддержания духа (ну, Синичка, помогай!) зажала в кулаке.

Ося открыл медальон. Нара тоже заглянула в него. Потом они оба посмотрели на меня.

– Это – Кобра? – спросил Ося.

– Я не знаю точно, но мне кажется, что должен быть он. – Под пристальным взглядом Ёрика я твердо заявила: – Я не видела это лицо никогда. Но должны быть школьные фотографии, посмотри альбомы матери.

– Ты устроила весь этот кровавый базар, не зная точно, чье лицо в медальоне? – с ужасом спросил Ёрик, перевалился на бок, потом стал на четвереньки и пополз, стуча коленками, к дивану, где дети рассматривали фотографию.

– Подожди минуточку, что-то я ослеп от страха. – Он отвел подальше от лица руку Оси с медальоном, крепко зажмурился, потом протер глаза. – Ну-ка, поверни на свет.

– Ты что, ничего не знал? – спросила я.

– Потому я тебе и не верю – я всегда все о них знал! Но такое!.. – Кое-как сфокусировав взгляд, Ёрик задержал дыхание, потом шумно выдохнул и кивнул. – Да. Это Кобра. Как все грустно, – понурился он. – Кобра хотел, чтобы Гамлет назвал сына Михаилом. Был бы ты Михаил Викторович Кобрин, то есть… я хотел сказать, если бы ты был… – Он вздохнул и закончил мысль: – Какая странная штука жизнь – говорим о смерти, а на душе просветлело.

– И никаких Ван-Тейманов? – вдруг улыбнулся Ося и толкнул Нару локтем. – Никаких гербов в брачную ночь? Расслабься, старуха! Закатимся в разврат немедленно!

И его вырвало на пол.

Нара заплакала.

– Прекрати реветь! – потребовала я, стуча зубами. – Это у него нервное, ничего страшного. Меня тоже в детстве тошнило, когда я думала о мертвых.

– Мне жалко! – всхлипывает она.

– И мне его очень жалко, перестань, не то я тоже зареву!

– Мне себя жалко! У всех есть папы, даже по два сразу, а у меня – ни одного!

– Зато у тебя есть два брата, две племянницы и Ося. Ося, кстати, тоже брат.

– Нет! – крикнула Нара.

– Как это – нет? Спроси у Еремея Срулевича – по документам он твой сводный брат. Отведи брата в ванну и помоги ему переодеться.

Оставшись одни, мы с Ёриком кое-как вытерли пол салфетками и совершенно спонтанно пошли к бару.

– Все еще не научилась пить водку? – спросил он, наливая мне мартини.

– Ёрик, у тебя нет чувства чего-то незавершенного, недоделанного?

– Такого чувства у меня нет, – заявил Ёрик. – Все, что можно было испортить, ты испортила. С такой информацией да умеючи мы бы могли так уделать Генерала!..

– Я не собиралась его уделывать.

– Почему ты рассказала такое при детях? У тебя что, соображалка отказала? Ты понимаешь, что нормально воспитанные взрослые люди не говорят подобных вещей в присутствии детей, пока не обсудят все между собой?

Он злился и запрокидывал в себя одну рюмку за другой.

– А я не нормально воспитанная и, наверное, еще не совсем взрослая!

– Догадываюсь, – хмыкнул Ёрик.

– Я выросла без отца, в десять лет узнала, что он меня… как это? – зачал, когда ему было семнадцать – совратил собственную учительницу!

– Ну, это все объясняет! – с серьезным видом кивнул Ёрик. – К психиатру твои родители не пробовали обращаться? Ты вообще с нормальной наследственностью?

– Пробовали! Папочку направили к психиатру, которого он тут же совратил, и психиатр тоже от него забеременела!

– Скажите пожалуйста! Постой. – Он задумался и совсем неплохо для выпившего столько водки утомленного юриста сообразил: – Агелена? А ее мама – психиатр? Да уж… – Отставив бутылку, Ёрик дошел до дивана и свалился в него, тут же развалив в сторону колени. – Вырасти в подобном окружении – это как иметь пропуск в любую склоку. Где ты взяла медальон?

– Нашла в коробке с тампаксами.

– Понимаешь, Нефила, – проникновенно обратился ко мне Ёрик, и я почувствовала, что его все-таки слегка развезло. – Не бывает так, чтобы взяла упаковку с тампаксами, вынула один, стала его заправлять себе в определенное место, а там – здрасьте! – медальон с биологическими доказательствами отцовства. Ну не бывает!

– Бывает, – отмахнулась я. – Я нашла в ванной Синички все таким, каким это было в тот самый день. Даже трусики на вешалке висят. Меня это насторожило.

– Что именно? Трусики?

– Да. Я легла в ванну, чтобы посмотреть на все ее глазами. Взяла упаковку тампаксов, выпотрошила ее и нашла медальон. Это просто.