Прямо в салютовское семейство. Ну, что молчишь, коллега, а? Идеи какие-нибудь есть? Надо брать этого «крота». И как можно скорее. Эта Басманюк, владелица машины, возможно, она...

— Она его любовница, — ответил Колосов. — Она нам ничего о нем не скажет. Умрет, но не признается в своей с ним связи, потому что боится Салютова, боится место потерять. Хотя теперь казино все равно кранты... Но... нет, с ней мы только время потеряем. Я знаю, кто может нам подсказать, где искать Легионера.

— Филипп Салютов, что ли? — недоверчиво хмыкнул Обухов. — Вряд ли, они ведь вроде дружки. Да и его самого надо сначала найти.

— Нет, не он. С ним нам тоже долго придется возиться, прежде чем он заговорит. Китаев может подсказать адрес: он, помню, как-то говорил мне про квартиру, которую снимают Филипп и этот...

...Глухой топот кованых башмаков. Удары резиновых дубинок в щиты. Каски, надвинутые на лоб. Пластиковые забрала, опущенные так, что лиц не видно. Сметающая все на своем пути стальная шеренга. Легион, где каждый солдат за своим щитом и забралом чувствует себя не человеком — Легионером...

— Сукин он сын, — сказал Обухов. — Продажная шкура. Давай Китаева, пусть вспоминает адрес квартиры. Пошлем засады и туда, и по всем местам, где он может появиться. Надо с этим «кротом» покончить раз и навсегда, пока у меня злость на него не прошла.

— Знаешь, Вадя, ты, кажется, был прав, — объявила Катя Кравченко, когда они ехали домой. Звонка Колосова она так и не дождалась. В Скарабеевское отделение, естественно, тоже не отправилась. До конца рабочего дня просматривала статистику по угонам и кражам автотранспорта: срочно звонили из «Подмосковного вестника», заказали репортаж на эту тему для субботней криминальной хроники. А вместо начальника отдела убийств о себе дал знать «драгоценный В.А.». У него была хорошая новость: затянувшееся новогоднее путешествие закадычного приятеля Сереги Мещерского и его подопечных из «Столичного географического клуба», слава богу, закончилось. После трехнедельного марша на джипах из Дели через Непал в Тибет они наконец-то снова вернулись в Катманду и оттуда чартерным рейсом должны были вылететь домой.

Из Катманду Мещерскому удалось дозвониться Кравченко: он был в полном восторге от тура, похвастался, что им удалось посетить усадьбу Рериха, побывать в пяти буддийских монастырях, присутствовать на ежегодной королевской церемонии Белого Слона в Непале и отснять километры видеопленки с видами Гималаев.

Катя, слушая пересказ этих геркулесовых подвигов из уст Кравченко, жгуче завидовала: живут же люди! Вот Серега Мещерский выбрал себе профессию-конфетку. Нашел себя и полностью раскрепостился как личность в туристическом бизнесе. И если не считать мелких невзгод (например, катастрофических убытков и хронического безденежья, почти регулярно испытываемых турфирмой «Столичный географический клуб», специализирующейся исключительно на экстремальном нетрадиционном туризме), все в его молодой бурной жизни вроде бы складывается неплохо. И у «драгоценного В.А.» тоже все вроде, как он выражается, «в ажуре». А тут живешь — как трава растешь...

— Ну, что случилось еще? Что такая кислая? — спросил Кравченко.

— Нет, все, в Москву я больше не ездок... Ты был прав, — повторила Катя грустно, — зря я все это затеяла тогда в Крылатском. Никому это ровным счетом не нужно оказалось. Никто меня даже слушать не стал. И вечно у нас так...

— У кого это? — хмыкнул Кравченко. — Ну, что ты на самом деле? Как маленькая. Видите ли, не выслушали ее, проигнорировали. Обиделась на весь свет — подумаешь, какая! А может быть, что-то случилось — откуда ты знаешь? Такое, что сразу стало не до тебя и твоих фантазий. И вообще, я не понимаю, о чем, собственно, ты так рвешься поставить коллег в известность? Ну? О чем?

Катя тяжело вздохнула. А, собственно, он и здесь прав — о чем? Она пошарила в сумке и наткнулась на мятую карамельку. Нет, и сладкого не хочется. Не греет.

— А что, по-твоему, еще могло случиться? — спросила она. Помолчала, ответа так и не услышала и добавила:

— Зря я согласилась с этой Эгле Таураге комедию ломать. Как вспомню, что там было, в этом баре — просто тошно становится. Мне кажется, я перед ней виновата.

— Ну, в чем, в чем ты виновата? — вспылил «драгоценный В.А.». — Брось, Кать! Я вот это самое и предчувствовал. Вечно ты со своим самоедством носишься. Поэтому я тебя предупреждал: не лезь ты в это дело. Поганое это дело. И не для тебя оно. А перед этой беднягой ты не виновата ни в чем. Если кто перед ней и виноват по-настоящему, так это только владелец этого чертова казино. Потому что весь этот хоровод смертей там из-за него. Он всему причиной. Всей этой разборки. И все трупы на его совести. Если она, конечно, у него, этого игорного короля, имеется.

— Ты про убийцу забыл, — сказала Катя. — А как быть с его совестью? Ты вот интересуешься, чем я так стремлюсь поделиться с нашими... Я подумала, а действительно — чем? В этом деле все вроде бы ясно. И мотив вроде бы лежит на поверхности с самого первого убийства. И все же... Я вот никак не могу понять, ну почему все-таки убийца, этот «крот», так добивается, чтобы «Красный мак» закрыли? Отчего он так жаждет его разрушения?

— Здравствуйте вам, — Кравченко хмыкнул, — сама же говорила, что это у них разборка и...

— Ну хорошо, пусть. Но почему он-то взял на себя функции убийцы, предателя, «крота»? Этот человек, кем бы он там ни был. За что он так ненавидит хозяина казино, Салютова? Быть может, есть какая-то причина? Может, сам Салютов знает какую-то иную причину, помимо больших денег и старой вражды с конкурентом Миловадзе, по которой кто-то может его так ненавидеть и мстить?

Кравченко снова хмыкнул и пожал плечами. Катин вопрос так и остался риторическим.

Сколько было времени и как оно прошло-улетучилось, Глеб Китаев не знал. Окна вестибюля снаружи затягивала все та же тусклая серая мгла. То ли нескончаемое хмурое утро, то ли ненастный, грозящий новым снегопадом день, то ли нежданно подкравшиеся вечерние сумерки. Время, как и море, как известно, пьяным по колено.

Бутылка «Долгорукова» оказалась лишь началом. И совету Салютова Китаев не последовал. Ехать домой — еще чего! Зачем? Когда здесь, в казино, под боком первоклассный бар, пусть и безлюдный сейчас, и темный, без бармена и посетителей, зато по-прежнему полнехонький даровой выпивкой. Выбирай — не хочу.

Китаев сидел за стойкой перед целой батареей бутылок. Пил и плевал на все. Пле-евал! Не хотел даже думать ни о чем, кроме...

Телефон. Мобильник надрывается в кармане пиджака, брошенного рядом на кожаный высокий табурет. Китаев и ухом не повел. Плевал он на все. Как только сотовый заткнулся, громким эхом ему по всему темному пустому зданию откликнулись другие телефоны — в администраторской, в комнате охраны, на пульте внизу и наверху в залах — везде. Как колокола, как сирены, как сигнальные маяки.

Телефоны умолкли, и снова зазвонил сотовый в кармане. Настойчиво и пронзительно. Китаев потянулся к пиджаку. И чуть не уронил машинку...