Ксения не обращает на него никакого внимания, прикладывает трубку к уху. А я иду открывать дверь.

— Привет!

Перед глазами широкая довольная улыбка, но взгляд невольно опускается вниз. На мужские кроссовки, больше похожие на армейские ботинки…

От его знакомой ироничной усмешки сейчас у меня мороз бежит по коже.

Не может быть!

— Ты… Что ты тут делаешь?

— Макс не может до тебя дозвониться, какие-то проблемы со связью. Вот меня прислал. — Его взгляд не на мне, он смотрит на Навроцкую. — Марина, подойди ко мне. — В голосе появляется редкая для него жесткость. — О чем ты вообще думала, пустив ее сюда?

Перевожу взгляд на Ксению. Она отбросила в сторону мой телефон, руки скрестила на груди, смотрит на него, зло сощурив глаза.

— Ну ты и подонок! Мерзавец! Марина, отойдите от него немедленно!

Она не требует, кричит так, что невольно морщусь, борясь с желанием закрыть ладонями уши. В мыслях, эмоциях полный сумбур. И вот из всего этого хаоса в голове всплывает картинка из очень старой книги, которая когда-то была дома у родителей. Черно-белая иллюстрация: с одной стороны огромный лев, с другой — гигантский крокодил, а между ними Мюнхгаузен. Ему-то повезло — два чудища сожрали друг друга, а я не в сказке, я в каком-то кошмаре.

Денис дергает меня за руку, тянет к себе, Вырываюсь и отбегаю в сторону. Подальше от него и Навроцкой.

— Ты! Это ты был в квартире Грина, когда я пряталась под кроватью! — слова вырываются слишком быстро, не успеваю даже подумать как следует.

Он удивленно смотрит на свои ноги, потом непонимающе на меня, а потом… потом он усмехается. Укоризненно качает головой, продолжая изучать свои ботинки.

— Как нелепо.

— И давно ты знаешь, что я жива, а, День? — Ксения встревает со своим вопросом, подходя все ближе к Дугину. — Ты же не удивился, в обморок не упал, когда меня сейчас увидел. Когда ты все это задумал? Когда он не отдал тебе компанию? Три года ждал и дождался, верно?

Дугин молчит, но Ксению не остановить — почти вплотную подошла к нему и тычет пальцем ему в грудь. А я не до конца понимаю, в чем она его обвиняет. Господи, где Макс?! Хватаю свой телефон, судорожно набираю номер, пока до меня нет никому дела.

— Меня решил подставить, да, День? Знал, что я жива, и решил на меня свои делишки свалить? Не получится, Дениска! — Еще чуть-чуть, и начнет его колотить. — Макс ведь не болен, верно? Как же вовремя у него рак нашли!

Дугин молчит, лишь сокрушенно качает головой, с жалостью смотрит на Ксению, а я… я не понимаю, кому верить.

— Вы думаете, это он нанял… мою сестру?

«Ну а кто еще? — кричит голос внутри. — Кроссовки его сама же узнала! Не Грин это был, Дугин! С ним у По были отношения! С ним!»

— Марина, ты-то хоть не сходи с ума! — Дугин начинает раздражаться. — По Ксюше психушка плачет. Ты зачем вернулась, дурочка?

— Картины писал ты, — неожиданно спокойно произносит Ксения. — И я это докажу на раз-два, Макс доберется до тебя, как только поймет, что ты вынудил его продать компанию. Я только не понимаю, как ты решил забрать у него деньги. Ведь он не умрет от рака.

Она замолкает. Ее глаза лихорадочно горят, переводит взгляд с Дугина на меня, снова на Дениса.

— Ее сестра, да? — севшим от волнения голосом еле слышно произносит Навроцкая. — Она должна была быть на ее месте.

Отшатывается от Дугина, судорожно сглатывает, и пока я пытаюсь угнаться за мыслями этой странной, но явно очень умной женщины, она сама бросается ко мне.

— Уходим! Сейчас же!

Дугин не двигается, не пытается ничего сказать, защититься как-то, он совершенно спокойно смотрит на нас. И вот от этого сейчас становится по-настоящему страшно.

Пугает именно его спокойствие, а не экзальтация Ксении.

— Д-да… — Не свожу глаз с Дугина. — Идем!

Ксения на полшага впереди, тянет меня за собой, но она даже не успевает с ним поравняться. Денис выбрасывает кулак вперед, и Навроцкая мешком падает на пол.

— Наконец-то, — выдохнул Дугин, глядя на лежащую на полу женщину. — Да не визжи ты. — Машет досадливо на меня рукой. — Вечно с ней геморрой. Марин, она психически больной человек, с ней по-другому никак.

Идет на меня, а я бросаюсь к двери, почти добегаю, но меня тут же отбрасывают назад. Чуть не падаю прямо на Ксению.

— Сядь. Нам надо поговорить.

— Что ты с ней сделал? Она жива? Ты…

Ксения зашевелилась, застонав, хочу помочь ей подняться, но меня отпихивают в сторону.

— Вечно ты не вовремя! — Дугин покачал головой и вытащил из кармана миниатюрный шприц. Никогда таких не видела.

— Ты что делаешь?

Я не успеваю помешать, он что-то вкалывает Ксении, и та сразу же замолкает.

— Сядь, Марина, сядь.

Голос чужой, я не узнаю насмешливого Дугина — передо мной собранный, хладнокровный и очень опасный незнакомец.

— За Ксению не беспокойся: свою роль она отыграет до конца. Пешка!

— Это ты лучше нее играл в шахматы, верно?

Он усаживается в кресло, в котором так любит сидеть Макс. Снова качает головой, молчит, эта тишина убивает, я не понимаю, что он сделает через мгновение. А потом поднимает взгляд на меня.

И улыбается.

— Я был лучшим, Мариш. Всегда! Может, все-таки поднимешься с пола? Холодно, поди?

Я лишь ближе подвигаюсь к Навроцкой, она жива, точно, я слышу ее дыхание. Снотворное? Он ее усыпил?

— Ну как знаешь.

— Макс тебя в порошок сотрет, он ведь не болен раком! Ксения права, все подстроено, да?

— Ксения — она не меняется, и на кой вылезла сегодня? — Денис завел руки за голову и устроился в кресле поудобнее. — Пришлось импровизировать.

— Когда Максим узнает…

— Максим не узнает, — жестко обрывает Дугин. — Максим сейчас несется на всей скорости прямо к своему логическому концу, кстати, думает, что тебя спасает. Знаешь, что это?

— Телефон? Что значит спасает? Он сюда едет?

— Все-таки Ксюша намного тебя умнее, быстро сообразила. Это не просто телефон. — Денис подбросил в руке черный прямоугольник. — Это точная копия твоей трубки, даже ПИН тот же. Здорово, да? Так вот, Генварский уверен, что тебя Ксюха похитила, мести жаждет. Как думаешь, почему ты до него дозвониться не можешь?

— Что? Куда он едет? Что ты с ним сделаешь?

— Я? Да я вообще ни при чем. — Он разводит руками. — Это все она, сумасшедшая!

— Она не сумасшедшая!

— Психиатрический диагноз у нас — это клеймо, Марин. Никто не будет разбираться. — Он равнодушно кивнул. — Ты же сама поверила, что это Навроцкая наняла сестричку.