В голове не укладывается, что она могла на такое пойти. Согласиться. Пелена спала или родственные чувства уступили место разуму, но я совершенно уверена, и мне не нужны ничьи признания: По осознанно вошла в роль наживки, прекрасно зная, чем это должно было закончиться для Максима.

Я не смогу ей этого никогда простить. Как бы она ни любила Дугина. Уверена, дело в нем. Но мы еще поговорим с ней. Обязательно!

Львов уволился. Даже не так — просто не пришел на работу на следующий день. Пропал. Все вещи его остались в съемной квартире, включая документы и деньги.

Как в воду канул. Но полиция вряд ли будет его разыскивать из-за дела Дугина — то, что он все сливал Денису, еще надо доказать. Но кто будет этим заниматься?

По мне, так никогда бы больше его не видеть, не слышать. Человек-хамелеон. А ведь сначала он мне нравился.

— Не скучала без меня? — Максим снова рядом, обнимает и усаживает к себе на колени. — А я скучал.

— Чего хотел Грин? — Утыкаюсь носом в его плечо.

Какое же это счастье — просто сидеть рядом, чувствовать его, вдыхать родной запах, слушать дыхание, целовать зеленые глаза...

Самая большая роскошь в жизни, которая только возможна. Я смотрю на него и не могу наглядеться. Никогда не смогу. Сколько бы времени мы ни были вместе, сколько бы портретов его я ни написала.

— Чего хотел Грин? — переспрашивает Макс, ухмыляясь. — Алекс в своем репертуаре — хочет выжать максимум. Просит стать его консультантом, давит на то, что я ему теперь обязан.

— А ты?

— Нет, Марина. Это лето мы проведем вместе, как и хотели, когда узнали о диагнозе. Никакой работы. Никаких второстепенных деталей в жизни.

С диагнозом разразился скандал. Громкий и очень дорогой. Макс не церемонится с клиникой, а нанятые им юристы готовят судебный иск. С очень большим количеством нулей.

— Согласна! Никаких!

Дугин с Анной арестованы, адвокаты не смогли добиться их освобождения под залог, оба сейчас в СИЗО. Следствие только началось, но уже столько улик, что шансов скоро выйти на свободу у них нет.

Красивая мелодия мобильного Генварского заставляет посмотреть на вспыхнувший экран телефона.

— Это твой папа, Макс!

Операция Галины Ивановны прошла успешно, но сын с отцом созваниваются каждый день, обсуждают, что и как. Его родители ничего не знают и, надеюсь, нескоро узнают.

Люблю его квартиру, так быстро ставшую моей. Жаль с ней расставаться. Мы просто перенесли даты вылета из-за того, что произошло, но не отказались от путешествия этим летом. Макс столько всего хочет мне показать! Я уже дни считаю, честно.

Но сначала нам нужно сделать еще кое-что очень важное.

Нам нужно попрощаться с Ксенией Навроцкой.

Ксения.

С ней все хорошо, Денис ввел тогда ей быстродействующее снотворное, не наркотик, как я сначала боялась. Генварский потом целый час просидел рядом с ней в больнице. Разговаривал. Я не знаю, о чем. Не хочу догадываться, гадать. Это их история, не моя. Я так долго и совсем по-детски ревновала его к ней, когда думала, что Ксения мертва, а сейчас, вспоминая, как он сидел с ней рядом в больничной палате, чувствую только огромную благодарность к этой женщине. За то, что была в его жизни, и за то, что так вовремя появилась в ней снова. Но сегодня она уезжает. Говорит, что больше не вернется, что это навсегда.

Ксения оказалась с сюрпризом. Да еще каким. Она дважды побывала замужем, а сейчас живет гражданским браком с разведенным греком. Очень симпатичным, показывала фото. Биполярное расстройство невозможно вылечить, нет такой волшебной таблетки, но с этим можно и нужно учиться жить. И она учится. Работает в крупном реабилитационном центре — помогает таким же, как она, людям жить так полноценно, насколько это возможно.

«Она многого добилась, прошла через огромную боль, Макс, ей нужно было это сделать без тебя… И если ты читаешь это письмо, значит, произошло что-то неординарное». Хорошо помню эту строчку из письма, которое Андрей Навроцкий оставил для Максима. Неклюдов сам приехал к Генварскому на следующий день после покушения. Часа два разговаривали у него в кабинете, а потом Макс поехал к Ксении.

— Ты готова? Поехали, а то опоздаем.

Я замечаю ее первой, машу ей рукой, она улыбается в ответ, идет навстречу.

— Здорово, что вы приехали попрощаться.

— Рада, наконец, уехать? — Макс смотрит на женщину с грустью.

— У меня нет причин здесь больше оставаться. Я нужна в другом месте, Максим. Но я рада, действительно рада, что приехала. Тебя увидела, с Мариной познакомилась.

Все слова уже давно сказаны, сейчас они и не нужны особо. Просто посмотреть друг другу в глаза. Простить. Проститься.

— Уверена, что хочешь домой? — спрашивает Максим, когда мы выезжаем с территории аэропорта. — Можем уехать за город, погода шепчет.

— Можем! Но давай завтра, хорошо? Сегодня есть одно важное дело дома.

Макс удивленно приподнимает бровь, но молчит, не спрашивает. А я рада и не рада. Безумно хочется посмотреть в его глаза, когда мы окажемся вдвоем в нашей квартире.

Хочу увидеть, как он будет рассматривать мою картину. Его портрет, который впитал в себя мою любовь, мою горечь, мою боль, мой восторг, мою душу и мое счастье. Всю меня.

Картину, которую я очень хочу увидеть в нашем собственном доме, который Макс собирается купить осенью. Первое собственное жилье. Свое.

— Пришло время отказываться от старых привычек, Марина. Согласна?

Посматриваю на красивый перстень на безымянном пальце. Ты даже не представляешь, как я согласна!

Пять лет спустя

— Мы закрыты! Сюда нельзя! Вы слышите?! Нельзя! Я вызову охрану! Кто вас пустил?

Я чуть не уронила картину — истеричный крик Лики напугает кого угодно. Что там происходит? Слышу мужской голос, но разобрать ничего невозможно — визг галеристки заглушает все. Она продолжает что-то верещать про полицию, а я чувствую, как ко мне подступает страх.

Вот только этого не хватало. И без того волнений выше крыши. Холст уже на столе лежит, сама я спешу к коридору, где не затихают Ликины крики.

— Да уберите от меня руки! — Мне остался всего один поворот.

— Я друг, не надо так нервничать.

Знакомый бас. Очень знакомый. От облегчения громко выдыхаю, а через секунду начинаю хохотать как сумасшедшая. Лика с поднятым над головой стулом смотрителя зала Веры Ивановны готовится отразить нападение. Только никакого нападения нет и быть не может!

— Лик, поставь стул на место. Это и правда друг.

Очень хороший друг. Самый добрый человек из всех, кого я знаю.