Застегнув на Энджи ремень безопасности, Фаррел выпрямился на сиденье и включил мотор. Машина тронулась с места. Он уже выезжал со стоянки перед больницей, когда Энджи вдруг произнесла:

— Папа… — таким тихим голоском, что он еле расслышал.

— Что, милая?

— Я… мне страшно жаль.

И Энджи заплакала, а сам Фаррел едва сдержал слезы.

— Не стоит извиняться, принцесса. Что было, то было, оно давно в прошлом. Мы начнем жизнь сначала, о’кей? Знаю, отчасти то моя вина, и я постараюсь исправиться, обещаю.

Плотину прорвало, когда Энджи увидела снимок Ларри Хофмана на первой полосе газеты, которую принес ей в больницу отец, и прочла о том, что Ларри арестован за убийство. Она так рыдала, рассказывая об избиении и изнасиловании, что Фаррел едва разбирал слова.

Поначалу Фаррел хотел просто убить Ларри Хофмана в комнате для свиданий, но затем отказался от этой мысли. Его самого тогда засудили бы. Гораздо проще войти в доверие к этому Хофману. Тогда он представился ему адвокатом, назначенным судом, и имел все основания полагать, что эта грязная тварь, виновная в том, о чем в слезах поведала ему Энджи, печально закончит свои дни в тюрьме. Но план Фаррела изменился, как только Ларри рассказал ему о видеопленке, которая могла стать его алиби.

— Я так люблю тебя, и маму тоже, — сказала Энджи.

— Мы тоже любим тебя, детка. А теперь попробуй поспать. К вечеру уже будем дома. Мама встретит нас в аэропорту.

— Отвези меня домой поскорей, папочка. Не хочу здесь оставаться.

— Отвезу, милая. Только сделаю по дороге одну коротенькую остановку. Всего на секунду.

Энджи закрыла глаза, а Фаррел направился в сторону аэропорта. По дороге он проехал мимо свалки на окраине какого-то маленького городка. Он приметил ее еще по пути в больницу и остановился ненадолго. И вот теперь, проезжая мимо, Фаррел слегка притормозил, мельком оглядел горы мусора, под которыми похоронил свое поддельное удостоверение личности — с его помощью удалось проникнуть в тюрьму, — а также видеопленку, просмотренную всего раз — убедиться, что поступает правильно.

Я Лайл Ричмонд, и вы слушаете «Ток-радио». Особые приметы моего сегодняшнего гостя: рост шесть футов пять дюймов, волосы пышные, седые, вьющиеся; глаза серо-голубые, подбородок квадратный, прямо как у барельефов горы Рашмор[23]. Если я добавлю, что он носит шляпу-стетсон, галстук боло[24]и ковбойские сапоги из страусиной кожи, готов побиться об заклад: большинство моих слушателей сразу догадаются, что речь идет о знаменитом адвокате по уголовным делам Монте Бетуне. Он посетил нас на неделе после того, как выиграл в суде скандальное дело губернатора Айовы Леоны Фаррис, которая застрелила своего мужа на глазах у миллионов свидетелей — зрителей американского национального телевидения.

— Добро пожаловать на наше шоу, Монте.

— Спасибо, что пригласили.

— Дело Фаррис помог выиграть ваш счастливый костюм?

— Ах, если бы все было так просто, Лайл… Я отдаю должное жюри присяжных, которые вынесли губернатору оправдательный приговор, которым не застила глаза дымовая завеса, организованная в верхах, и они смогли разглядеть сквозь нее правду.

— Уверен, в том была и ваша скромная заслуга — провести их через эту дымовую завесу, Монте.

— Я старался, Лайл.

— Нашим слушателям будет приятно узнать, что вы пожаловали в наш чудесный город не с пустыми руками. Привезли на презентацию свою книгу, автобиографию под названием «Лучшая защита». Презентация состоится завтра днем, от трех до пяти, в книжном магазине «Бенсонз букс» на углу Комсток и Вайн.

— Совершенно верно.

— Книга пользуется спросом?

— В это воскресенье «Лучшая защита» дебютировала под номером четыре в списке бестселлеров, опубликованных в «Нью-Йорк таймс».

— Мои поздравления! И еще могу сказать нашим слушателям — она вполне этого заслуживает. Замечательная, просто потрясающая книга!

— Спасибо, Лайл. Я написал ее, пытаясь объяснить читателям, какой высокой подготовки требует ведение сложных судебных дел.

— И вам это удалось. Глава, где вы описываете, как вам удалось выиграть иск против «Дентал Про» в сорок миллионов долларов, просто меня потрясла.

— Мои клиенты заслуживали обвинительного вердикта. Лишь по чистой случайности моему сыскарю удалось доказать, что в «Дентал Про» при изготовлении имплантатов использовались радиоактивные материалы.

— Вы проявили недюжинный талант. Вам противостоял очень сильный противник.

— Да, противная сторона всегда выдвигает против меня лучших юристов.

— Ну, да, как во всех этих вестернах, в решающих поединках противник выставляет самого лучшего и опытного стрелка. Но вы всегда умели нанести упреждающий удар.

— Не всегда, Лайл. Иногда и проигрывал. И пишу об этих неудачах в своей книге.

— Дело чикагского душителя, да?

— Верно. В этом деле меня сумел положить на лопатки один очень умный молодой окружной прокурор.

— Кажется, Эверет Тилл, верно?

— Ага. Нынешний губернатор Иллинойса. Всякий раз при встрече Эверет благодарит меня за то, что именно я поспособствовал продвижению его политической карьеры.

— Так Тилл был самым лучшим обвинителем из всех, с кем вы сталкивались?

— Ну-у… Ответить на этот вопрос нелегко, Лайл.

— Это потому, что вам почти всегда противостояли самые лучшие?

— Нет. Проблема не в том. Эверет определенно был лучшим в том деле, но далеко не лучшим из всех тех, с кем мне довелось схлестнуться.

— Я что-то не совсем вас понимаю, Монте.

— Лучшим из всех был вовсе не настоящий адвокат. А тюремный.

— Тюремный адвокат? Что это значит?

— Жулик. Человек, выучивший законы во время отсидки.

— Иными словами, мошенник?

— Именно. Но очень талантливый мошенник.

— Сдается мне, Монте, история любопытная. Одна их тех, что не попала в книгу «Лучшая защита».

— А вот тут вы меня поймали. Проблема в том, что история вышла довольно странная.

— Выкладывайте, Монте! Уверен, всем нашим слушателям не терпится узнать о заключенном, который вдруг стал лучшим из лучших юристов в США.

— Так и быть, Лайл. Я не прочь поведать эту историю, только надобно учесть, что сам я тогда был сущим сопляком, молоко на губах еще не обсохло. Но даже теперь, со всем своим опытом, вряд ли я мог предвидеть, что такое случится.