– Думай, допрежь того, как слово молвить, – пояснил Басыня. – Пока еще загляденье для одних девок. Для князя же – неуч языкатый, не больше. Ну да, пока Груша болеет, я за тебя всурьез возьмусь.

Спех только вздохнул горестно. Лестная рекомендация разваливалась буквально на глазах.

– Крепись, парень, – сочувственно заметил князь и поинтересовался: – Тяжелая рука-то, поди, у Басыни?

– Не тяжельше, чем у Груши, – вздохнул Спех.

– Ну, тогда ничего. Авось тебе не привыкать, – констатировал князь. – А у тебя-то что же? – обратился он к Басыне. – Планы-то никак поменялись? Я так понимаю, что ты остаться решил, коли Спеху пообещал взяться за него.

– Куда ж их бросать-то ныне? – вопросом на вопрос ответил тот и пожаловался: – К тому же я и сам – человек ветреный. Вечор так надумал, а поутру, глядишь, уже все переиначить норовлю. Нынче мысль в одну сторону, а к завтрему…

Но досказать, в какую сторону направятся его мысли «к завтрему», Басыня не успел – его перебил истошный вопль дружинника, бегущего откуда-то из леса:

– Убег, убег! Никто его не забижал – сам убег!

– Да что стряслось-то, толком говори, – прикрикнул на него князь, хотя сам уже все понял – попик удрал.

– Мы, княже, недалече от него были – десятка два шагов, – взволнованно начал пояснять ратник. – Ближе не подходили, каюсь, уж больно смердело от него. Но за селищем все время строго бдили – никто оттуда на него накинуться не смог бы. В том я голову на отсечение даю. А опосля глянули как-то в его сторону – а его и след простыл. Мы туда-сюда, по следу пошли…

– И куда след вышел? – нетерпеливо перебил князь.

– А к дороге, по которой мы сюда ехали, – пояснил смущенно дружинник. – Мы чуть дальше по ней двинулись, думали, что заплутал он да не в ту сторону пошел. Опять нет. С версту туда прошли – никого впереди не видать.

– То ли успеем, то ли нет, но погоню посылать надо, – заметил Константин Вячеславу, прибежавшему на крик своего воина.

– В лесу заховается. Все равно не сыщем – темень же кругом, – неуверенно возразил воевода и предложил: – Может, завтра, а?

– А это твоя вина, между прочим, – вскипел Константин, не выдержав спокойного, рассудительного тона, которого старался придерживаться. – Ты сказал этим раззявам, – он небрежно кивнул в сторону бывших караульных, – что они за него головой отвечают?

– Ну, сказал, – вздохнул Вячеслав. – Но…

– Без ну, – оборвал его Константин. – Без ну и без но. Теперь пусть отвечают, как и сказано было. А ну-ка…

Остатков самообладания у князя хватило только на то, чтобы отвести своего проштрафившегося воеводу метров на тридцать в сторонку, дабы не подрывать его авторитет, и еще на то, чтобы держать в узде свой голос, не срываясь на крик.

– Ты что, совсем очумел?! – зло шипел он. – Ты не понимаешь, что будет, если он все-таки доберется до черниговского епископа?! Ты понимаешь своей дубовой башкой, чем и как он нас с тобой вымажет?! Да по сравнению с этим его сегодняшняя вонь шанелью номер пять покажется. Ты же сам просил меня, чтобы я убивать его не велел! А теперь что?! Я и жизнь-то ему сохранил по твоей же просьбе!

– Чтоб не ссориться с попами, – вякнул было Славка.

– Ах, чтоб не ссориться, – всплеснул умиленно руками Константин и вновь зашипел: – Да лучше бы мы его десять раз повесили, и то скандал меньше был бы. А теперь он такую бучу заварит, что только держись. Мало мне епископа Симона, так еще и черниговский Митрофан подключится, чтобы во второе ухо митрополиту киевскому против меня дудеть. А плюс к ним четыре отца невинно убиенных сыновей.

– Сыновья – это твоя работа, – снова попытался возразить воевода, но Константин вновь грубо оборвал его:

– Ты что, совсем не соображаешь?! Я их повесил – и только! А вот невинно убиенными их твой беглый попик сделает, да еще вместе с епископом в ранг мучеников за святую веру возведет. Тем более, насколько я знаю, в Чернигове со своими святыми большая напряженка. Это же для них прямо-таки подарок судьбы лично из рук простофили, который почему-то до сих пор в воеводах рязанских ходит. Ты же из внутренних войск, паразит! Ты же специалист по охране зон! А тебе одного обгадившегося зэка доверить нельзя.

– Да внутренние войска их давным-давно не охраняют. ВВ знаешь как переводят, точнее, переводили – воюющие войска, понял?! – не выдержал наконец Вячеслав. – И катись к черту вместе с этим воеводством! Я что – в тюремщики к тебе нанимался?! Я тебе хоть один бой проиграл?! Нет! У тебя княжество впятеро увеличилось. Благодаря кому?!

– Так-так, – произнес Константин, внезапно успокоившись, каким-то странно холодным и до тошноты равнодушным тоном. – И благодаря кому в пять раз увеличилось мое княжество?

– Благодаря всем нам, в том числе и мне, то есть мой вклад тут тоже есть, – тут же уловил опасную грань в разговоре, за которую переступать чревато, Вячеслав.

– Странно, а я-то думал, что мы с Минькой здесь вообще ни причем, – не принял его примирительного тона князь и сухо заявил: – Короче, так. Слово тебе сдержать придется, хоть ты тресни. Либо попика найти, либо пусть оба этих раззявы головами отвечают, тем более что ты их предупредил. Я спать пошел. К утру доложишь, как и что. – Он резко развернулся и направился к избе тиуна.

Полегчало ему, да и то слегка, лишь когда он в одиночку вылакал чуть ли не жбан медовухи. Да и то скорее просто в сон потянуло, хотя лучше бы ему было в ту ночь вообще не спать. К такому выводу Костя пришел утром, когда проснулся от собственного истошного вопля и едва смог оторвать чумную и тяжелую, залитую свинцом голову, от подушки.

Странные, загадочные сны не раз и не два посещали его и в предыдущие ночи. Не в каждую, конечно, но приходили. Были они очень похожи друг на друга и очень страшны. В то же время попроси кто-нибудь Константина рассказать их содержание, он при всем желании не смог бы этого сделать. Едва наставало пробуждение, как сон начисто исчезал из памяти, оставляя после себя лишь гнетущую тяжелую тревогу и мерзкое тоскливое настроение.

– Пройдет, – поначалу небрежно отмахивался он, и действительно, хоть и не сразу, но все проходило.

Однако постепенно такие сны стали учащаться – раз в неделю, затем раз в два-три дня. В памяти они по-прежнему не оставались… до сегодняшнего утра.

Зато это последнее сновидение Константин запомнил четко.

Словами рассказать, от кого он убегал всю ночь, колеся по ночным улицам родного Ряжска, он бы все равно не смог. Помнил одно: сам Ряжск был точно таким, каким он запомнился ему, когда Константин отдыхал там у родителей последний раз. Та же старая добрая Новоряжская, та же Первомайская, те же пятиэтажки на Лермонтова и двухэтажки на Вишневой, старый, изрядно подзапущенный парк с красавицами березами.

Вот только в парке во сне почему-то до сих пор не был разрушен летний кинотеатр, и карусель, на самом деле давным-давно сломанная и уже изрядно заросшая травой, продолжала весело вертеться.