заявил: «Константинополь пал, потому что отступил от истинной веры православной. Но у нас эта вера еще жива – Вера Семи Соборов Вселенских, которую Константинополь передал великому князю Владимиру Крестителю. На земле существует только одна истинная Церковь – Церковь Руси». Уже с 1448 г. она перестала подчиняться Константинопольскому патриархату и Вселенскому патриарху, ибо он сам, вкрай ослабевший, а через пять лет целиком попавший под контроль турецких султанов, ни практически, ни даже формально не мог сохранять свою прежнюю ведущую роль. В самой Турции у него осталось мизерное число паствы, все более сокращавшейся под мусульманским давлением, и по сути его Церковь стала не вселенской, а турецкой. Так впервые забрезжил призрак Третьего Рима, который заявит о притязаниях Руси на преемственность от Ромейского царства, станет его матрицей. В 1472 г. великий князь московский Иван III, объединитель русских земель, формально закрепил этот переход, вступив в «священный брак» – Иерос Гамос с бедствующей принцессой-эмигранткой, племянницей последнего византийского василевса, дочкой деспота Фомы Палеолога, кесаря в изгнании, Зоей Палеологиней (ок. 1456–1503 гг.), после церковного браковенчания принявшей имя Софья. Папа римский был рад сбыть с рук засидевшуюся в невестах 24-летнюю тучную пансионерку-бесприданницу, пользовавшуюся у него скудным иждивением, от брака с которой, поразмыслив, отказались даже захудалый король Кипра и сын герцога Мантуи.

Рассудительного, прагматичного, осторожного, но богатого русского государя Ивана III отсутствие приданого не беспокоило: у него был иной, политический расчет на повышение своего статуса, международного положения, да и отыскать достойную православную невесту в иных высоких иноземных венценосных домах было невозможно. Идея же о моральном и даже юридическом праве на преемство по отношению к Ромейскому царству в Москве очень понравилась. Ставка на престиж титула василевса действительно не подвела. Примечательно, что уже на следующий год после этого сенат Венеции, ища союзников для борьбы с турками, признал в обращении к Московскому великому князю, что в силу этого «благополучного брака» Восточная империя, захваченная османами, должна принадлежать «вашей власти». Более того, митрополит Зосима, грек, бежавший в Москву от турок, в 1492 г. (по русскому летоисчислению это был особенный год, 7000-й от сотворения мира, когда многие боялись конца света) опубликовал сочинение, в котором, рассчитывая пасхалию на тысячу лет вперед, прославил Ивана III как «нового царя Константина», а Москву – как «новый Константиноград».

Своенравная, властолюбивая, умная, хитрая, неплохо образованная «деспина» (так ее величали по титулу покойного отца, деспота Мореи), привезшая с собой остатки знаменитого золотого трона Магнавры и немало книг, действительно оказала большое влияние на двор князя Ивана III и на него самого, следуя традициям Ромейского царства, укрепила самодержавие, помогла супругу нанести удар боярской знатной аристократии, противившейся централизации власти.

В 1479 г. «грекиня» родила сына Василия, надменного, вздорного, грубого, коварного монарха, отца прославленного своими реформами и патологической жестокостью Ивана IV Грозного. Династический же знак Палеологов – византийский двуглавый орел – превратился в герб Московского государства и с 1490-х годах появился на московских документах.

В 20-х годах XVI в. стала распространяться высказанная монахом-старцем псковского Спасо-Елизарова монастыря Филофеем (1465–1542 гг.) идея о Московии как о новом Римском царстве. Он высказал ее в конце двух своих трактатов – о борьбе с астрологией и о борьбе с содомским грехом, подчеркнув, что таким отклонениям не место в идеальном царстве православия. Филофей красноречиво, образно доказывал, что спасение христианства в единстве, некогда существовавшем в «Ромейском царстве нерушимом», но первый Рим духовно пал, предавшись католицизму. Второй Рим – Царьград – угодил в руки неверных. Теперь спасти истинную веру может только Москва, которая должна объединить христианство и очистить его от скверны. Именно ей суждено стать Третьим Римом – истинным и уже окончательным. Об Украине, или Малороссии, и древнем Киеве речь не шла и не могла идти, поскольку на тот момент они представали только географическими понятиями, да еще на территории, контролируемой католиками. «Блюди и внемли, благочестивый царю, – писал Филофей, не случайно называя великого князя византийским титулом, – яко вся христианская царства снидошася в твое едино, яко два Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не быта». Старец, далекий от политики, имел в виду, конечно, не земное, а духовное первенство, но эта мистическая идея в перспективе могла дать морально-религиозное обоснование для безграничного расширения, то есть выходила за рамки прежней идеи национального государства «всея Руси» уже на уровень наднациональной империи. Впрочем, мысль эта тогда еще не стала господствующей идеологемой государства.

В этой связи примечательно, что Иван III не захотел приобрести права византийского царя, которые несколько раз настойчиво предлагал ему приезжавший в Москву брат Софьи, жуликоватый Андрей Палеолог, в итоге переуступивший, а по сути, задешево продавший их французскому королю Карлу VII Валуа, а затем еще и перепродавший испанскому императору. С точки зрения этой коммерческой «операции “Ы”» именно Франция или Испания формально являются прямыми наследниками венца и трона василевсов ромеев.

Великому же князю Руси было не до «игр престолов». Он справедливо опасался находившихся на пике своего могущества османов и их хищных вассалов, крымских ханов, и не хотел провоцировать даже отдаленных врагов слишком откровенными претензиями на византийский трон, а значит, на Константинополь. К тому же деспину Софью ненавидели бояре. Общественное мнение вообще было настроено против греков. Как следует из слов митрополита Алексия, на Руси не хотели подражать империи-неудачнице, которая не сумела сохранить чистоты православия и погибла из-за ослабления централизации и абсолютизма. Видимо, не зря посреди росписей Грановитой палаты Московского Кремля, выстроенной на итальянский лад венецианским мастерами уже при Иване III, появилось изображение не византийского императора Константина I, а римского императора Августа в окружении трех сыновей, сидящих на троне.

И все же Иван IV Грозный официально, в результате венчания на царство в январе 1547 г. принял именно римский титул цезаря – царя. Во время коронации митрополит Макарий возложил на голову Ивана так называемую «шапку Мономаха», якобы посланную Киевскому великому князю Владимиру Мономаху византийским императором Константином Мономахом, которому он приходился внуком по матери. Смысл этого символического обряда был очевиден: священное наследство Вселенской Православной Империи передавалось от «Второго Рима», Царьграда, «Третьему Риму» – Москве. На самом деле василевс ромеев Константин IX (1042–1055 гг.) умер за полвека до восшествия на престол Владимира Мономаха (1113–1125 гг.), так что история была абсолютно мифической. Да и золотая, отороченная мехом шапка была не византийского, а азиатского происхождения: очевидно, она действительно была подарком одному из пращуров Ивана, ордынскому вассалу, предположительно московскому князю Ивану Калите (1325–1340 гг.), от верховного сюзерена, ордынского хана Узбека. Но для Ивана IV важна была сама церемония, долженствующая повысить его статус в глазах иных правителей, указать новый, более высокий источник власти. По этой же причине он стал выводить свою мифическую