Хушаки притихли. Видимо, торжественность момента ощущалась ими с такой остротой, что даже зубоскалить охота пропала.

Их шестеро – и диоферидов шестеро. Иначе и быть не может. Но во всем остальном они отличались как небо и земля.

Правда, по мере того, как хушаки приближалась к Шару и к безмолвствующим диоферидам, их глаза все плотнее забирала тугая пелена ненависти.

Каждый из хушаков теперь удивительно смахивал на ревнивца-мужа, заставшего жену с поличным. На мужа, идущего вершить самосуд посредством мордобоя с членовредительством.

Урайн покосился на Лоскира. Ноздри его агрессивно раздувались в такт дыханию. Взгляд его был злым, непримиримым.

«Хоть бы мальцы не растерзали эти несчастные пугала раньше времени!», – с надеждой подумал Урайн, извлекая на свет Железную Рукавицу, которая досталась ему в том памятном и таком нелегком путешествии по подземельям разрушенного Варнага.

Наконец они приблизились к невозмутимым до комичного диоферидам на расстояние десяти шагов. В самый раз для просвещенной беседы, но многовато для молниеносного убийства. Урайн знаком приказал хушакам остановиться. Те повиновались. Но заставить их молчать Урайн был не в силах…

– Вы заняли наше место, мужики, – заявил Шотор. – И вы, короче, не жильцы.

– Ты не сказал ничего нового, – отозвался один из диоферидов.

– Подожди, говорить буду я, – одернул Шотора Урайн и самым что ни на есть будничным тоном продолжил, обращаясь на этот раз к диоферидам:

– Милостивые гиазиры, я хотел бы знать, где Элиен.

– Свел Вольного Города Орин и Хранитель Шара Элиен, сын Тремгора, изволил покинуть этот мир. Он удалился в Диорх, – ответил тот же диоферид, он был в Обители Диорха за главного.

– Я так и думал, – кивнул Урайн. Его левая рука, одетая в Железную Рукавицу, показалась из-за спины.

Диофериды молча переглянулись, не в силах скрыть тревогу и изумление. И куда только девалась деланная безмятежность!

– Не лгут ли мне глаза, Сделанный Человек, имени которого я не знаю? Но в твоих руках знаменитый Хват Тегерменда, некогда изготовленный в эпоху войны Первого Вздоха Хуммера «ледовоокими», а после растворившийся в небытии безвестности?

– Не лгут. – кивнул польщенный реакцией диоферидов Урайн.

– Это значит что ты собираешься войти в Диорх вослед Элиену. А еще это значит, что ты намерен не только войти, но и выйти. Выйти в прошлом, а после вернуться в настоящее?

– Надо полагать, так, – ухмыльнулся Урайн.

– И сейчас ты убьешь нас, – на сей раз скорее утверждая, нежели спрашивая сказал диоферид, – чтобы вверить Шар хушакам, беспутным сыновьям Шара.

Урайн снова кивнул

– Тогда действуй. Мы – Сделанные Люди и убить нас не сложно. Но помни – всякое действие находит себе отражение в год Тайа-Ароан. Ты, Звезднорожденный, увидишь отражение содеянного собственноручно очень и очень скоро.

Хушаки быстро поняли куда ветер дует. Заключив, что «батя» уже насытился просвещенной беседой, они дружно шагнули навстречу своим жертвам – что твои кавалеры на танцах. Однако последние слова диоферида заставили Октанга Урайна наморщить лоб в непонимании. Или, если угодно, в смутном понимании.

– Что ты имеешь в виду, когда говоришь об отражениях в год Тайа-Ароан? – поинтересовался Урайн, снова осадив хушаков.

Диоферид снисходительно улыбнулся.

– Отражений будет более чем достаточно. Ты будешь разбит и повержен в прах в точности так же как Элиен, твой Звезднорожденный брат. Ты будешь повержен в этом же городе. И точно так же, как Элиен, ты уйдешь в Диорх, чтобы не вернуться из него никогда. Ты будешь бессилен над прошлым, как сейчас бессилен над ним Элиен. По ту сторону зеркала все будет так, как сейчас перед лицом его бездонной глубины. Не пройдет и года, как из нее подымется страшное отражение сегодняшних событий. Теперь ты доволен? – с откровенной издевкой в голосе спросил диоферид.

– Вполне, – высокомерно бросил Урайн и дал хушакам знак.

«Кто они такие, эти диофериды, чтобы запугивать меня какими-то отражениями?»

Его уже звал Диорх. Его уже сжигало нетерпение. Кончики его пальцев уже трепетали от предощущения прикосновения к мирам других ветров.

Он познает Диорх и будет властвовать над ним. Он извлечет из Шара ту выгоду, о которой простак Леворго не мог и помыслить в своей рабской покорности заветам Лишенного Значений.

«В конце концов, мне дано Судьбой больше прав, чем любому из этих миролюбивых ублюдков» – решил Урайн, брезгливо косясь на бурые кишки своего недавнего собеседника, хладнокровно распотрошенного Шотором, осквернившие белоснежный пол Обители Диорха.

– Здравствуй, Брат.

Тишина. Но Урайн знал, что Элиен его слышит. И он замолчал.

Вскоре до его ушей донесся голос Элиена – негромкий, лишенный интонации..

– Здравствуй, Брат.

– Я победил тебя. Я. Победил. Тебя. – Урайн упивался каждым своим словом..

– Победил не ты. Победил год Тайа-Ароан. А ты лишь жалкая фигурка в мировом Хаместире.

Урайн расхохотался.

– Ты ничего не понял, мой дорогой Элиен. И даже смерть не сделала тебя сообразительней! Я, жалкий беглец, смог в одиночку одолеть тебя. Тебя! Но ты по-прежнему спесив. И говоришь со мной так, словно это тебе, а не мне, удалось исполнить свою миссию Звезднорожденного перед миром! Ты говоришь со мной так, будто бы не ты, а я нахожусь там, где нет ни времени, ни славы, ни радости бытия.

Элиен промолчал. Он очень устал от слов. В конце концов, он ведь умер. Мертвые имеют право на молчание.

– Хорошо, я не буду заставлять тебя нервничать. Я-то знаю, что на самом деле ты всегда любил звук моего голоса, тебе нравились мои черные шутки. Тебе всегда было приятно осознавать, что меня ни в коем случае нельзя убить. И дело здесь не только в твоей возлюбленной Гаэт. А когда ты наконец решился переступить через свою приязнь ко мне и сполоснуть клинок Мудрого Пса Харрены в моей Сделанной Крови, то с ужасом убедился, что это не так-то просто, как казалось! Да? Ну да теперь тебе нечего бояться, ведь я тоже люблю тебя всем сердцем, которому совсем скоро суждено вновь стать ледяным. Люблю тебя, Брат!

Урайн нервно хохотнул и продолжал:

– Люблю как благодарного слушателя, который обречен слушать меня здесь столько, сколько мне заблагорассудится. Возможно, ты неважный собеседник. Но ты отменный слушатель – это уж точно!

Урайн неожиданно замолчал. У него впереди – Вечность. И у Элиена – Вечность. Но они разнятся так же, как поцелуй и воспоминание о нем, как тончайший шелк и засохший тутовый лист.

О да, Урайн знал, что сейчас весь мир и мириады его отражений подвластны его воле, как мрамор – резцу скульптора. А в руках у Элиена нет ничего кроме пустых пока Скрижалей и палочки для письма тушью. И, быть может самое ужасное, – тушь никогда не иссякнет и пустые пока еще страницы Скрижалей никогда не будут заполнены до предела, ибо имя числу их не названо.