Война — это всегда реки крови, ручьи слез и море смертей. Кое-кто на войне наживается, но большинство ни в чем не повинных людей страдают. И в невероятных муках гибнут. Мне хочется верить, что наш переезд на западный берег немецкой реки Одер станет предпоследним шагом, ведущим человечество к концу. К концу чего? — спрашиваю я себя. К концу ЭТОЙ конкретной кровавой бойни в Европе или к концу всех войн, как заявил когда-то президент Вудро Вильсон, толкнув мою родину — Соединенные Штаты Америки в Первую мировую бойню? Это заявление было лицемерием. Ибо с тех пор, как наши далекие предки обнаружили, что булыжник в руках обладает силой и способностью раскалывать черепа противников, по земле нашей потекли широченные и глубоченные реки человеческой крови. Ради чего? Ради справедливости или ради ограбления? Ради наживы немногих и невероятных страданий сотен и миллионов ни в чем не повинных людей!

Между тем немецкие радиостанции сегодня ночью цитировали новые установки фюрера: «Уничтожать абсолютно все: мосты, транспорт, фермы, скот, заводы, фабрики, электростанции, водонапорные башни, дома, магазины и даже госпитали, чтобы они не достались заклятому врагу — еврейско-большевистским ордам». Или, например: «Если война проиграна, — заявил фюрер, — нет никакого смысла в попытке спасать немецкий народ».

Между тем «Ева Браун, — передают немецкие радиостанции, — прибывает из Баварии в Берлин, чтобы разделить последние дни Третьего рейха с Гитлером, так как у нее нет никакого желания жить в Германии без него (то есть без Гитлера)». Услышав все это, я спросил себя: это — любовь?..

2.20, время московское. Мы наконец остановились возле небольшой немецкой деревни под названием Софийнталь примерно в 5 километрах от западного берега Одера. Наша переправа через Одер прошла без каких-либо приключений. Над нами не появилось ни одного немецкого пикирующего бомбардировщика: то ли горючее у фрицев закончилось, то ли разведка стала плохо работать? Вокруг нас стояло полное затишье. Перед бурей, наверное? — подумалось мне.

Я надел наушники и стал слушать, что говорят немецкие радиокомментаторы по поводу нашего перехода с восточного берега Одера на западный. Первое, что я услышал, было сообщение о том, что по приказу генерала Хейнрици взорвана дамба на озере южнее Зеелова для превращения Одербруха в болото.

3.00, время московское. Меня оторвали от эфира три ярко-красные ракеты, взлетевшие в ночное небо, как мне показалось, со стороны Кюстрина. Через несколько секунд автобус сильно тряхнуло: началась чрезвычайно мощная артподготовка. На передний край противника полетел град смертоносных снарядов. Передок фрицев обрабатывали тысячи и тысячи артиллерийских орудий.

Дальнейшее прослушивание эфира стало совершенно немыслимым. По сравнению с этой артподготовкой, казалось мне, извержение вулкана Везувия было бы простым фейерверком. Ночь превратилась в день. Позиции противника вдруг осветились сотней, если не больше, противозенитных прожекторов.

— А это придумка маршала Жукова, — произнес майор Шустров.

— Да нет, — возразил ему майор Заботин. — Нацисты использовали такие прожекторы в Арденнах в декабре прошлого года.

С передовой вернулись капитан Троев и старший лейтенант Ана Липко. Вид у обоих ужасный. Казалось, оба они с трудом стоят на ногах: такими изможденными и уставшими я их представить себе не мог. Видно, досталось им там под самую завязку. Но, слава богу, живы! Они еще приволокли с собой немецкого унтер-офицера, обмякшего, «полудохлого». Его, видимо, оглушило артподготовкой. На шее с двух сторон, в ушах и под носом — застывшие сгустки крови, весь с головы до ног в грязи. Казалось, что этот унтер не в себе.

— Говорить он пока не может, наверняка ничего не слышит, — сказала о нем Ана Липко. — И штаны полны дерьма. Это контузия. Может быть, к вечеру придет в себя и тогда заговорит.

В это время из своего микроавтобуса вышел полковник Костин. Ана Липко протянула ему вчетверо сложенный листок бумаги и доложила:

— Мы это нашли в его нагрудном кармане. Листовка со словами фюрера… Некоторые слова фюрера подчеркнуты. Кроме этого унтера, в траншеях переднего края взять было некого.

— Все были убиты нашей артподготовкой? — спросил Костин.

— Нет, товарищ полковник, — вступил в разговор капитан Троев. — Траншеи немецкого переднего края оказались практически пустыми. Это похоже на «проделки Скопена» — генерал-полковника Хейнрици. Он их нам устраивал не раз в России и на Украине. Полагаю, товарищ полковник, что ему стал точно известен момент начала артподготовки. Разведчики 8-й гвардейской нам рассказали, что в час тридцать ночи фрицы на своем передке все или почти все были еще на месте, а к моменту артподготовки исчезли… Нам с Аной преградили путь поглубже в оборону противника сильные потоки воды в каналах.

— Откуда вода? — удивился полковник.

Оказавшись свидетелем разговора, я не удержался и сказал то, что услышал по радио.

— Геннерал Хейнрици недавно, — доложил я, — приказал своим инженерам взорвать дамбу на озере, что южнее Зеелова. Это озеро осенью орошает Одербрух — пойму Одера.

— Позвольте мне высказать свое предположение по поводу подчеркнутых слов в приказе Гитлера, — произнесла Ана Липко.

— Говорите! — сказал полковник.

— В листовке фюрера подчеркнуты слова: «Если кто-либо прикажет вам отступить с линии обороны, он должен быть, независимо от ранга, немедленно арестован и казнен». Кроме унтера, в укрытии мы нашли еще двух убитых немецких солдат. Есть предположение, что эта троица, приняв к исполнению слова фюрера, и собиралась казнить офицера, отдавшего им приказ покинуть передовую линию обороны. Мы с капитаном пытались найти казненного офицера, но поблизости никакого тела не оказалось. Мы сможем все это уточнить, если пленный унтер заговорит.

— Вы что же, полагаете, что миллион снарядов, выпущенных на передовую противника, упал на пустые траншеи? — спросил недоверчиво подполковник Андреенко.

— Похоже, так, товарищ подполковник, — ответил капитан Троев.

— Очень похоже, — подтвердила Ана Липко.

— Дело в том, — добавил капитан Троев, — что генерал Хейнрици проделал с нами такую штуку во время нашей артподготовки в Ржевско-Вяземском районе в 1942 году. Генерал Хейнрици — хитрая лиса!

Полковник Костин и подполковник Андреенко посмотрели на капитана Троева с некоторым удивлением. Но возразить ему не могли, так как Троев там был и знал, о чем говорит.

— Как сработали зенитные прожекторы? — спросил полковник Костин, адресуя вопрос к обоим: Троеву и Липко.

— Прожекторы зажглись в момент начала атаки 8-й гвардейской и 5-й ударной, — ответил Троев. — Но есть проблема. Во время артподготовки образовалась плотная стена дыма и пыли. Она рассеивала лучи прожекторов, и они, вместо того чтобы слепить противника, четко показывали ему наших наступающих солдат и технику.