Был момент страха, вызванного пониманием, что если Рамзи сделает ее этой ночью своей, то ни один из них уже не будет прежним. Его тяжесть была одновременно приятной и угнетающей, и Сесилия сделала единственное, что смогла придумать, для ликвидации внезапного беспокойства.

Она укусила любовника в плечо.

Тот оскалился и рванулся вперед.

Сесилия вскрикнула от столь грубого вторжения, но было уже поздно противиться: Рамзи погрузился во влажное тепло, едва не разорвав любовницу на части.

Когда же в ее глазах появились слезы, он словно окаменел. Несколько секунд спустя прошептал:

– О боже… Проклятие.

Сесилия закрыла глаза и притянула его к себе. Она тяжело дышала, подпитываясь его силой. Рамзи нежно обнял ее и принялся нашептывать ей на ухо что‑то на своем языке.

Мало‑помалу внутренние мышцы Сесилии приспособились к его вторжению, и Рамзи начал двигаться сначала – медленно и осторожно, потом все быстрее.

Сесилия с облегчением вздохнула. Все оказалось очень просто и приятно. И в этом процессе было что‑то… не имеющее аналогов. Ритм. Страстное нетерпение. Яростный блеск его глаз, когда он входил в нее снова и снова, всякий раз проникая все глубже.

Сесилия чувствовала себя полностью открытой, ослабевшей, обнаженной перед всем миром.

Кто бы мог подумать, что все это время она была замком, а Рамзи – ключом к нему?

Она льнула к нему и понимала, что они созданы друг для друга. Их тела идеально гармонировали между собой.

Сесилия наслаждалась его силой и могуществом. Этот мужчина был воплощением совершенства.

– Такая мягкая… – прошептал Рамзи, еще больше ускоряя движения. – Такая нежная… сладкая… даже слишком.

Еще мгновение – и Сесилия словно растворилась в ночи.

Ее стоны, казалось, разрывали его на части.

Рамзи всегда воздавал должное религии, потому что этого от него ждали, но никогда по‑настоящему не верил в существование рая. Не верил до тех пор, пока не нашел его.

Рай оказался рядом с Сесилией Тиг. Или, возможно, в ней самой.

Откинув назад голову, он выкрикнул ее имя и излил в нее свое семя. В этот момент он понял, что если божества когда‑то существовали, то они были языческими, вакханальными, принимающими жертвы только кровью и соитием.

В глубине души он был готов приносить такие жертвы.

Утонув в величайшем наслаждении, о котором даже никогда не помышлял, Рамзи стал сожалеть о его утрате еще до того, как наслаждение начало спадать. И он не мог дождаться того момента, когда все начнется сначала.

Семь проклятых лет. Рамзи ждал ее семь ужасных лет.

Он мог бы ждать ее всю жизнь.

А сейчас он не мог отпустить ее от себя. Рамзи обтер ее и себя своей скомканной рубашкой, потом снова обнял Сесилию и, перекатившись на спину, усадил на себя верхом. Сначала она хмурилась, ничего не понимая, затем, почувствовав ужасную слабость, распласталась на нем, и ее волосы цвета осенней листвы рассыпались по его плечам.

Рамзи осторожно перебирал длинные медные пряди, а дыхание его любовницы шевелило волоски у него на груди и приятно щекотало.

Тут Сесилия взяла его за руку и стала целовать каждый палец. Вроде бы обычный жест, но он превратил Рамзи в океан нежности.

– Я чувствовала себя виноватой из‑за того, что тебе пришлось приехать сюда, – сообщила она, целуя костяшки его пальцев. – Но теперь я вижу все преимущества ночлега под шотландскими звездами.

Широко зевнув, Сесилия потянулась, словно довольная кошка, только что вылизавшая блюдце сметаны.

– Если ты будешь совершать такие телодвижения, женщина, то не успеешь оглянуться, как я снова окажусь в тебе, – пробормотал Рамзи.

Сесилия негромко засмеялась. Потом подняла голову и, взглянув на любовника с откровенным любопытством, проговорила:

– Знаешь, теперь я понимаю, почему люди иногда платят большие деньги за любовные утехи. Если, конечно, они всегда такие…

Рамзи был настолько погружен в свои мысли, что не сразу понял, о чем речь. Наконец, откашлявшись, ответил:

– Такими, как у нас сейчас, любовные утехи бывают довольно редко.

Сесилия заморгала и, опустив глаза, спросила:

– Значит, ты считаешь меня вполне удовлетворительной любовницей?

– Удовлетворительной?! – Рамзи хохотнул. – Будь ты еще лучше, я был бы уже мертв.

– Ты меня обманываешь! – воскликнула Сесилия.

– Женщина, неужели не видишь, в какую развалину ты меня превратила? – Он шлепнул ее по ягодицам. – И потом… Как ты смеешь подвергать сомнению мои слова?

– Потому что я, в общем‑то, ничего не делала: только лежала и наслаждалась твоим опытом.

– Говоришь, я опытный? – Рамзи радостно улыбнулся.

Но Сесилия не улыбалась, она таращилась на любовника с искренним изумлением.

– Что случилось? – встревожился Рамзи.

– Твоя улыбка… Я впервые вижу на твоем лице настоящую улыбку, и она прекрасна, – тихо проговорила Сесилия и провела пальчиком по его губам, после чего прильнула к ним своими.

А Рамзи мысленно поклялся, что отныне будет улыбаться чаще.

– Фальшь всегда давалась мне нелегко, – признался он. – Мне кажется, многие люди улыбаются, когда им совершенно не хочется этого делать. Я, конечно, усвоил многие навыки и правила этикета, но не это.

– Мне это в тебе очень нравится, – сказала Сесилия. – Это значит, твои улыбки искренние. Ими надо дорожить, как бриллиантами.

– Ты мне льстишь, – буркнул Рамзи, чувствуя, что краснеет.

Сесилия ткнулась носом ему в шею и тихо сказала:

– Могу я кое о чем тебя попросить?

– Ты можешь просить меня о чем угодно. Даже если тебе понадобится, чтобы я сбил с неба луну, используя свой лук и стрелы, я постараюсь.

– Собственно говоря, я хотела спросить… – Сесилия улыбнулась. – Кассиус не шотландское имя, не правда ли? Я часто думала, почему твои родители решили назвать тебя именно так.

Его улыбка умерла, и глаза больше не лучились теплом. Сесилия поняла, что разбередила рану, о которой понятия не имела. После короткой паузы Рамзи проговорил:

– Я не знаю, изучала ли ты в школе латынь…

– En non est sed in ea didici mea, – перебила Сесилия. – В школе ее не преподавали, но я выучила язык сама.

Рамзи кивнул. Разумеется, она знала латынь. Эта женщина, похоже, всегда будет удивлять его своими обширными познаниями.

– Тогда, – неуверенно продолжил он, – ты знаешь этимологию этого слова.