– Тогда почему тысячи всадников выстроились, чтобы атаковать нас?

– Это аланийские союзники Эбры, и поверь, они так же смертоносны, как любой забадар. Нет времени на разговоры. Подавай сигнал к отступлению. Я обещал Сади и Ямину хранить всех, и особенно тебя.

Я посмотрел на Айкарда, наблюдавшего за нами из задних рядов сотни Несрин. Неужели этосианин готов умереть в битве между латианами? Возможно, у него и правда хороший рух, как утверждал Вайя.

За высокой травой к нам галопом мчался всадник в бронзово-золотых доспехах. Цвета Аланьи. Черный кашанский скакун поражал красотой и стремительностью, превосходившими мою лошадь. Когда он сбавил ход, приближаясь к нам в угасающем дневном свете, я узнал его. Я видел его в доме наслаждений в Лискаре вместе с наследным принцем Кьярсом.

– Меня зовут Кичак, – объявил он. – Я командую пятью тысячами гулямов, ожидающими за линией горизонта. Спешивайтесь, бросайте оружие и сдавайтесь.

Я рысью подъехал к нему.

– Мы идем на север. Никто не хочет проливать братскую кровь перед лицом Лат.

– Прекрасная у тебя лошадь, – сказал он. – У каждого из моих всадников такая же. Говорят, у кашанских скакунов скорость трех коней и сила духа десяти. – Он улыбнулся моей лошади и покачал головой. – Мне приказано взять вас в плен. Или пролить вашу кровь.

– Эбра сказал, что мы можем уйти на север.

– Эбра не отдает мне приказов. Спешивайтесь, бросайте оружие и сдавайтесь.

К нам галопом подъехал Айкард.

– Кичак! Эти всадники больше всего на свете хотят вернуть Костани. Они – святые воины и твои единоверцы.

При виде Айкарда Кичак ухмыльнулся.

– Айкард? А ты-то что здесь делаешь?

Они пожали друг другу руки и рассмеялись, словно старые друзья.

– Это храбрые воины, Кичак, – сказал Айкард. – Твой принц отдал приказ, не понимая, кто они такие. Ты знаешь своего наследного принца лучше, чем кто-либо. Стал бы он убивать людей, которые собираются сражаться за свою веру и страну?

Кичак оглядел нас. Лысый, темнокожий, с жидкой бородкой – несомненно, химьяр с юга Лидии. Гулямы были воинами-рабами, как и янычары, и могли происходить из любых земель, где рыскали работорговцы. Но их доспехи совсем не похожи на наши. Этот человек выглядел царственно в бронзово-золотой кольчуге, со сверкающей золотой рукоятью ятагана на поясе. Неужели Аланья так богата, что рабов одевают как наших царей?

Кичак оглядел наши фланги, посмотрел в непреклонные глаза Несрин.

– Ты говоришь верно, Айкард, – сказал он. – Если они готовы отправиться на север, прямо в пасть неверным, то каждый из них, должно быть, готов умереть за веру. – Кичак повернулся ко мне и указал на Айкарда. – Тебе повезло, что он на твоей стороне. – Он помолчал, глядя в ясное голубое небо. – И все же мои гулямы не сражались уже очень, очень давно. Аланья чересчур спокойна. Решения, которые приходится принимать в бою, когда на кону жизнь или смерть, превращают человека в настоящего солдата, способного победить ублюдков, которые хотят его убить. Если подумать с этой стороны, то те, кто из вас выживет, станут более закаленными бойцами, чем десять тех, кто погиб.

– Кичак, прошу… – запротестовал Айкард.

– Я дам вам фору. Уходите. Или держите позиции. В любом случае приготовьтесь сражаться или умереть.

Кичак ускакал со скоростью, с которой я едва ли мог тягаться.

Все, что он сказал о гулямах, касалось и забадаров. Мир сделал нас слабыми. Один оставшийся невредимым в бою стоил десятерых, никогда в нем не бывавших. Хотя некоторые наши всадники отражали набеги отрядов Михея Железного вокруг Костани, большинство еще не имели военного опыта. Я сказал Сади, что позабочусь о забадарах и сдержу слово.

Несрин выкрикнула приказ отступать.

– Стой! – Я галопом примчался к ней. – Прикажи им притвориться, что мы уходим. А потом, по моему сигналу, мы атакуем.

Несрин вскипела.

– Ты рехнулся, Кева? Это же будет бойня!

– Надеюсь на это. Мы будем сражаться. Или придется вечно убегать. Паладины Михея не будут милосерднее.

– Какой сигнал?

– Ты поймешь.

Несрин скрипнула зубами и кивнула.

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, – сказал Айкард, когда они с Несрин уносились прочь.

Левый и правый фланги вместе с центром Несрин притворились, что уходят. Их силуэты уменьшались вдали.

Через несколько минут мир сотряс грохот копыт тысяч кашанских скакунов.

Лошади заполнили весь горизонт. Черные, белые, гнедые. Они неслись прямо на меня. В ушах отдавалось улюлюканье пяти тысяч гулямов. Пыль и земля, поднятые лошадьми, превратились в черное облако. Дрожь отдавалась в костях.

Я вытащил из мешка маленькую красную ракету, зажал ее в зубах и высек искру.

Лошади почти поравнялись со мной. Впереди скакал Кичак с высоко поднятым ятаганом. Гулямы натянули золотые составные луки. Всадники подняли копья и сабли в воздух. Их улюлюканье звенело громче самого пронзительного колокола.

Но следующий звук оказался еще пронзительнее. Я поджег ракету, она рванула в воздух и взорвалась над атакующими гулямами. Зазвенел тысяча и один колокол.

Кичак слетел с лошади и приземлился в нескольких шагах от меня. Пять тысяч лошадей дико ржали, словно в огне. Большинство сбросили всадников, а те, кто остался в седле, пытались усмирить своих безумно мечущихся кашанских скакунов. Лошади сталкивались, подбрасывая всадников в воздух. Другие поскальзывались, и наездники падали вместе с ними. Все скрывали пыль и земля.

Хотя я ничего не слышал из-за звона в ушах, я чувствовал грохот приближающихся забадаров. Они скакали не так яростно, как гулямы, но быстро. Тем временем Кичак пришел в себя и ринулся на меня пешим. Я соскочил с лошади, чтобы встретить его. Он был прав: борьба с Ямином была лишь тренировкой. Зато драка с Кичаком по-настоящему проверит умения, которые потребуются, чтобы убить Михея.

Кичак замахнулся ятаганом. Я встретил его клинок своим. Другой рукой он выхватил спрятанный кинжал и нацелился мне в шею. Я едва успел отступить.

Он в ужасе уставился на что-то позади меня. Без сомнения, это была масса забадаров. Ржание их лошадей сотрясало землю. Я ударил Кичака шамширом в голову. Он уклонился, затем метнул кинжал мне в грудь, но встретил лишь воздух.

Теперь мы все находились на грани между жизнью и смертью. Мимо пронеслись забадары, дав мне свободное пространство, и стали пробивать дорогу сквозь паникующих гулямов копьями и стрелами. Разгром продолжался, но пешие гулямы не могли обогнать наших лошадей. Те, кто встал и сражался, получали стрелу в лицо или копье в грудь.

Я нарезал круги вокруг Кичака, а он вокруг меня. Я не хотел наносить удар первым. У меня было время, чтобы победить. И помощь, если понадобится.