— Но прежде, конечно, мы отыщем священника. Я дал Каму слово, что мы обвенчаемся как можно скорее.

У Изобел упало сердце. Она отвела взгляд. Как ей сказать Тристану, что она не станет его женой? Как решиться? Может, лучше ничего не говорить? Тристан лишь попытается убедить ее, что бояться нечего, и легко возьмет над ней верх, ведь ей отчаянно хочется верить, что их любовь преодолеет любые преграды.

Но это, конечно, не так. Тристан не будет счастлив с женщиной, которую ненавидит его семья. А если что-нибудь случится с Камом…

— Изобел. — Тихо прошептав ее имя, Тристан взял ее за подбородок и заставил поднять голову. — Я знаю, что тебя пугает. Я…

— Ты задумал совершить великий рыцарский подвиг, — заговорила Изобел. — И я сделаю все, что в моих силах, чтобы тебе помочь. Если так нужно, я готова улыбаться целой армии Макгрегоров, пытаясь им понравиться. Я люблю тебя и хочу, чтобы ты всегда был счастлив.

На губах Тристана показалась улыбка. Ослепительная, сияющая, как солнце на безоблачном небе. Обернувшись к ближайшему всаднику, он спросил:

— Вы это слышали?

— Я слышал, — отозвался его отец.

Но Тристан уже вновь повернулся к Изобел:

— Она любит меня.

— Неужели это тебя так удивляет? — тихо рассмеялась Изобел.

— Да. Ты тверда в своих убеждениях. Вначале меня это восхищало в тебе, а потом стало пугать. Временами я боялся, что ты всегда будешь меня ненавидеть.

— И все же ты не отступил. — Изобел поцеловала Тристана в губы. Она и не подозревала, что можно так сильно любить. — Даже когда я дурно обращалась с тобой.

— Как я мог? Это означало бы навсегда потерять свое сердце. Ведь оно принадлежит тебе, как и моя жизнь.

Как легко он заставил Изобел забыть! Как легко убедил ее, что для счастья ему нужна лишь она одна! О, как бы ей хотелось верить Тристану! Если бы только она могла сделать его счастливым.

Их обогнал другой всадник. Могучий, огромный, он властно и уверенно держался в седле. Изобел улыбнулась будущему предводителю клана Макгрегоров:

— Вы это слышали?

Роб посмотрел на брата и перевел взгляд на Изобел.

— Да. — Его искренняя, теплая улыбка напомнила ей улыбку Тристана. — Слышал. — Направив коня ближе, он наклонился к брату: — Вся штука в том, чтобы заставить их услышать.

Изобел поняла, кого имел в виду Роб: Каллума и Кейт Макгрегор. Разве сам Роберт не вернулся недавно в Кэмлохлин с женой, которая пришлась не по нраву грозному лэрду? Изобел вдруг увидела брата Тристана совсем в ином свете.

— Вы объявили родителям о своей любви к жене?

— Да, и Давина тоже. Это сила, которой не может противиться сердце, познавшее любовь.

— Он пытается защитить тебя, — шепнула Изобел Тристану, когда Роб, не сказав больше ни слова, ускакал рысью вперед.

— Он защищает всех, кого любит. Это сильнее его.

— Значит, — улыбнулась Изобел и уютно устроилась на груди Тристана, — он не слишком отличается от тебя.

Весь остаток дня Изобел молчала, стараясь не думать о том, что ее ждет, наслаждаясь пестротой красок и смешением звуков: певучими голосами горцев, их звонким смехом, разносившимся эхом среди деревьев, и гулким биением сердца Тристана.

Похоже, Каму понравился Финн — большую часть дня они ехали бок о бок. Юный мистер Грант оживленно рассказывал о своей семье и о Макгрегорах с острова Скай, а Камерон внимательно слушал.

На второй день путешествия говорил в основном Кам, а поскольку Финн всегда держался рядом с Робом, у Фергюссона появился еще один слушатель.

Судя по тем обрывкам фраз, которые долетали до Изобел, Кам говорил большей частью о Патрике.

— Так он один возделывает землю? — донесся до нее голос Роба.

— Патрик делает все, чтобы мы были сыты и не страдали от холода.

— Значит, он славный парень, — задумчиво произнес Роберт. — Да, славный.

К концу третьего дня пути всякая настороженность исчезла. Все весело смеялись, сидя у костра. Макгрегоры вспоминали о ранах, полученных в битвах. Тристан веселился не меньше других, с удовольствием рассказывая, как часто ему приходилось смотреть смерти в глаза. «В его жилах тоже течет кровь воинов, хоть он сам и не сознает этого», — подумала Изобел.

Она посмотрела на отца Тристана и сидевшего рядом Тамаса. Глава клана терпеливо отвечал на бесчисленные вопросы мальчика. Ободренная снисходительным тоном лэрда, Изобел поднялась и подошла к ним. Сев рядом с братом, она погладила его по волосам.

— Как поживаешь?

Тамас с тяжелым вздохом выразительно закатил глаза к ночному небу:

— Прекрасно.

— Мне трудно… — Изобел робко посмотрела на Макгрегора. — Отпустить его от себя.

— Сколько ему лет? — удивил ее своим вопросом лэрд.

— Одиннадцать.

Каллум задумался, мысленно подсчитывая годы. В свете костра легко читалось выражение его красивого мужественного лица. Завершив подсчет, он устремил взгляд на языки пламени.

— Выходит, вы его вырастили.

— Мы с братом.

Голос Изобел дрогнул. Она никак не думала, что когда-нибудь будет говорить с Макгрегором о том, чего лишилась ее семья по его милости.

— Нас семеро. Патрик старший.

Она снова умолкла.

Теперь, когда ей представился случай высказать все, что мучило ее долгие годы, Изобел вдруг почувствовала, что не испытывает гнева — жало лишилось яда. Могла ли она бросить обвинение в лицо врагу? Крикнуть, что ненавидит Макгрегора за то, что тот убил ее отца, хотя по вине Арчибальда Фергюссона погиб граф Аргайлл? Заявить, что ее горе больше, чем горе его семьи? Нет, у нее не повернулся бы язык сказать такое.

— Тристан много рассказывал нам о Роберте Кемпбелле, — тихо произнесла она, набравшись храбрости. Ей вдруг показалось важным объяснить Каллуму, что она чувствует. — Он очень любил дядю. И теперь любит.

— Я знаю, — отозвался Макгрегор, бросив взгляд на сына.

— Что бы мы ни сказали друг другу в дальнейшем, — взволнованно продолжила Изобел, — я хочу, чтобы вы знали: мы с братьями глубоко сожалеем о том, что случилось.

Каллум отвел глаза и проговорил так тихо, что Изобел едва различила его дребезжащий голос в шелесте тронутой ветром листвы:

— Я тоже.

Прежде Тристану не раз доводилось пересекать узкие ущелья Кайлерхи на восточном побережье острова Скай, когда он навещал юных красавиц на равнинах Шотландии, но впервые он возвращался домой с девушкой, страшась разбить сердце матери. Чем ближе подъезжал он к Кэмлохлину, тем тяжелее становилось у него на душе. Приближаясь к крутому перевалу Билах-Юдал, он твердил себе снова и снова, что все будет хорошо. В прошлом ему всегда везло. И что, в конце концов, такого ужасного в его желании положить конец вражде, которую дядя Роберт определенно не одобрил бы? Родители никогда не узнают правду, и мать рано или поздно примет Фергюссонов в семью, как это сделал отец. Ей придется смириться.