В голосе прозвучала насмешка и я сощурилась, но головы не повернула — нет мне дела до его прошлых похождений! Я и так знаю, что по женщинам Илан Бирнский ходить не дурак! Неужто я его удерживать буду? Возжелает — еще и пинок задам в верном направлении и буду отчаянно мечтать, чтобы на одной из них он в процессе фьють и лопнул! Потому что какому-то вепрю в закатном лесу захотелось косточки размять, а этот спектакль он уже сотни раз наблюдал.

— Словом, этих совместных поездок, я стал избегать, ограничиваясь тренировочным минимумом. Как от этого бесился Хелайос…

Я вздрогнула и перевела взгляд с листвы на Камня. 

— Признаться, он всегда мне завидовал, но я никогда не воспринимал эту зависть всерьез. Брат же… у всех братьев, наверное, такие отношения. У старших свои проблемы, у младших свои. Он смотрел на мои тренировки горящими глазами, выпытывал детали поездок с наставником… жаждал оказаться на моем месте, но отец не считал необходимым оплачивать настолько дорогое обучение для обычного мага, которым являлся Хел. Меня веселило как он “живет через меня”, ну и льстило, что уж. Когда в очередной раз наставник предложил мне поездку — в Закатный лес, я снова отказался. Делать мне больше нечего по кишащему чудищами лесу шарахаться. Это работа церберов, а не наследника графского титула, мне боевые навыки надо против другого врага оттачивать. И тогда Хелайос вдруг прицепился — можно я тогда поеду вместо тебя? Скажем, что это ты, а ты пока где-то отсидишься, потом вернемся вместе. Мол, он так хочет хотя бы раз на моем месте очутиться с таким великолепным наставником, хоть один разочек. 

Ветер едва заметно шевелил красные листья. Я уже понимала, куда он дует, но позволяла выстроить Илиану собственную память в слова. 

— Ну я нехотя собрался и поехал. Куда ему, дурню, вместо меня? Его же не учили так, если с ним что-то случится, то буду себя виноватым чувствовать. А так съезжу и расскажу ему потом как всегда, и покажу что-то из того, чему научился. 

Ага, а еще братец отлично потыкал тебя носом в то, что ты трус, а этого ни одна мужская душа перенести не может. 

— Мы выехали отрядом. Мэтр пояснил, что это охрана, все же едем в достаточно опасное место. Меня оглушили и связали практически сразу, как мы въехали в лес. Дальше…  дальше, видимо, мэтру было нужно, чтобы я пребывал в сознании, и Актеон говорил со мной. Пытался, — Илиан снова хмыкнул, — утешить. Чтобы я не расстраивался. Что это не смерть, а перерождение. И что я сотворю с его, мэтра, помощью, великие вещи. А с графством прекрасно справится мой брат, очень умный мальчик, очень многообещающий, ведь это именно он показал мэтру легенду и натолкнул на идею…

Вот не зря! Не зря он мне сразу не понравился! 

Не выдержав, я оторвала попу от земли и переместила ее… на колени Солнышку. Оседлала без стеснения, обхватив руками его лицо, вглядываясь в глаза. Пытаясь разглядеть, что там, за ними. 

— Ты ненормальная, — серьезно сообщил он мне, не вырываясь и терпеливо выдерживая разглядывания. 

— Ты — материальный сон древнего божества, которое воплотилось в мире благодаря жертвоприношению, которое организовал наставник и братец твоего предыдущего тела, а ненормальная при этом я?!

— Конечно, ты же до сих пор здесь. 

Его ладони с нажимом провели по моим бедрам — и это движение мгновенно отозвалось тягучим желанием внутри. С момента моего ранения — с момента когда я узнала правду (вернее тогда еще крохотную часть правды! отличное было время, вернем меня туда?) — мы еще не были вместе. Сначала ранение, потом… потом было как-то странно. Не то, чтобы мы друг друга избегали, но словно негласно решили, подвесить этот вопрос до результатов поездки.

И вот они, результаты.

И мне, собственно, плевать, какой итог.

Потому что да, он настоящий, иначе моя кровь не горела бы огнем от этих прикосновений.

Он настоящий, и я люблю его. И не готова от него отказываться, даже если это делает меня ненормальной. В конце концов на нормальность я никогда и не претендовала. 

Да и в конце концов, от чего тут отказываться? Красивый, сильный, здоровый (иногда чересчур даже!) мужик с прекрасным чувством юмора и достаточным терпением для того, чтобы выносить мой нежный характер. А то что где то в глубине леса души он божественный вепрь… все мы не без недостатков. 

Я вот в глубине души та еще змеищща, и ничего…

Прикосновения становятся жарче, поцелуи становятся глубже.

Я прижимаю руками ладони, забравшиеся под задравшуюся рубашку, отстраняюсь и делаю страшные глаза:

— Я так не могу, от тут все видит!

Илиан окидывает меня с головы до голого пупка крайне выразительным взглядом. 

— Он, — Камушек выделил это слово голосом, — то есть я, везде все видит. И потом, еще скажи, что тебя смущает наблюдение.

— Это была провокация против наблюдателя!

— “Против” или “для”?

Я рассмеялась и сама стянула с себя рубаху, с наслаждением прогнувшись, когда грудь поймали шершавые ладони. 

Я соскучилась. Поэтому шутила, отвлекала. Хотелось продлить, растянуть удовольствие.

Хотелось прочувствовать, что во всем этом сумасшествии что-то осталось неизменным.

То, как он ласкает языком мою грудь, покусывает, зацеловывает соски, и они твердеют, вытягиваются, становятся настолько чувствительными, что от новых прикосновений к ним за закрытыми веками вспыхивают звезды. 

То как мои пальцы ладони гладят горячую кожу и твердые мышцы под ней, а потом впиваются в них ногтями, а ему это нравится, так нравится, что я чувствую его нетерпеливую дрожь по хребту. 

То, как он избавляет меня и себя от одежды. Медленно и со вкусом, посмеиваясь над моим желанием содрать все быстрее и сразу, а лучше сжечь и вообще кто эту одежду придумал?

То, как он прижимает меня к бархатистому древесному стволу…

Хотя нет, это уже новое. 

Прижимает, подхватывает под попу, приподнимает… и медленно насаживает на тугую твердую плоть.

Я вцепилась в его плечи, обвила ногами бедра, запрокинула голову, хватая ртом холодный воздух.

Боги, как хорошо!

Илиан лизнул мою шею, потом впился в нее не то поцелуем, не то укусом и толкнулся внутрь. 

Я зажмурилась и застонала.

Нет, тогда было еще не хорошо — вот сейчас хорошо.

Нет, сейчас…

Нет…

Сейчас…

Сейчас…

Сей…

...час.

— Танис.

Я оторвалась от шнуровки рубашки и подняла голову. Илиан оказался вплотную ко мне, и несмотря на то, что бедному божеству только что пришлось три раза просмотреть незатейливое представление, которое мало меняется на протяжении тысячелетий, у меня внутри снова приятно дернуло от его близости.