Она ждет меня в баре, сидя на высоком табурете. Волосы распущены, зеленое платье оставляет на виду верхнюю часть груди и загорелые ноги выше колен. Вторая ипостась менеджмента. Мне безумно хочется выпить. И не один бокал, а два. Но вот беседовать нет желания. Придется сделать над собой усилие. Только нужно быть начеку.

Она замечает меня, но не встает. Всего лишь отрывается от своего коктейля и поднимает на меня глаза. Я сажусь рядом. Она протягивает мне руку с ярко-красным маникюром, здоровается и указывает на круглолицего парня за стойкой. На нем, как и на всех остальных служащих, небесно-голубая дишдаша.

– Наш Синдбад. Специалист по коктейлям.

– А что, слово «бармен» уже не в ходу?

– Нет, – отвечает госпожа менеджер. – Женские ассоциации против этого слова – звучит слишком по-мужски.

– А разве нельзя сказать «барменша»?

– Барменши – это те, кто наливает пиво. То есть ступенькой ниже. Но не для меня. Я провела детство в Ирландии…

– Кимберли не похоже на ирландское имя.

– Верно, моя мать родом из Норфолка. Называйте меня Ким, так лучше.

– Согласен. Во всяком случае, здесь Норфолком и не пахнет… Синдбад, «Джинн-бар»… Я смотрю, вы ничего не делаете наполовину – сплошная «Тысяча и одна ночь».

Она улыбается:

– Счастливая Аравия, что вы хотите… Какой коктейль предпочитаете? Может, фирменный «Синдбадский»?

– А что это такое?

– То, что я пью, – финиковый мартини. Белый мартини, водка, шамбор, лайм из нашего сада и свежие финики, собранные с пальм над вашей головой. Синдбад раздавливает фрукты пестиком, а потом смешивает все ингредиенты – в шейкере, а не вручную.

Я отвечаю на этот намек улыбкой.

– Да, мы тут развлекаемся как можем, – говорит она с напускным смущением и подносит к губам бокал.

– А что, развлечений маловато?

– Посмотрите вокруг.

Бар почти пуст. Парочка новобрачных за бокалами шампанского. Арабское семейство со стариками, детишками и няней-филиппинкой. Вот и все.

– Ну так как, берете финиковый мартини?

– Нет, только не финиковый.

– А зря – это страна фиников, шейх приказал посадить здесь миллион финиковых пальм. Он хочет обеспечить независимость своего народа в области питания. В финиках полно антиоксидантов. На спа-процедурах мы предлагаем даже глубокую очистку кожи с помощью фиников, вам стоит попробовать.

– Может, и попробую, мне есть от чего очищаться.

Она смеется. Приятная партнерша. Вот только слишком увлекается гомеровскими сюжетами.

– Ладно, пускай будет мартини, но только другой состав. Что вы мне предложите?

Она бросает Синдбаду короткую английскую фразу. Тот спрашивает:

– Pomegranate, sir?

Она переводит:

– Гранатовый. Очень полезен при простате.

На «простату» я не реагирую:

– Вы прекрасно говорите по-французски.

– Окончила Школу гостиничного хозяйства в Лозанне. Та к что научилась швейцарской точности. – Она говорит это так, словно насмехается над собой, затем бросает бармену: – Синдбад, please!

Это похоже на мяуканье. И в этом оранжевом закатном свете звучит почти непристойно. Мне чудится, будто я уже мертв.

Синдбад открывает очаровательный деревянный ларчик с отделениями, в каждом из которых лежит финик. Долго рассматривает их, выбирает три штуки и режет пополам. Его нож напоминает маленькую турецкую саблю. Маслянистая мякоть желто-коричневого цвета похожа не то на мед, не то на карамель. Моя соседка протягивает к разделочной доске тонкую изящную руку, берет половинку финика и подносит ко рту.

– «Тому, кто начнет свой день с семи фиников, не страшен ни яд, ни сглаз». Так говорил Пророк.

– А что он говорил по поводу мартини?

– Не кощунствуйте! – отвечает она, нахмурившись. – Даже если эта область неподвластна его владычеству… Спасибо, Синдбад! – добавляет она, принимая из его рук свой второй коктейль.

Синдбад надрезает гранат. В разрезе кожуры блестят пурпурные зерна. Течет рубиновый сок.

– Смотрите, как красиво!

Я поднимаю глаза: другой гранат, космического происхождения, обагряет своей кровью морской горизонт. Ким тянется к бокалу и нечаянно задевает мою руку. Я вздрагиваю.

– В отеле так пусто, – говорит она.

– Вас это огорчает?

– Нет. Сюда редко кто заглядывает. Кому придет в голову ехать в такую даль?! А вот вы… вы что намерены здесь делать? Я видела вашу карточку у портье. Вы бизнесмен?

– Вы читали мою карточку?

– Я читаю карточки всех наших клиентов.

Синдбад с улыбкой трясет свой шейкер. Затем выливает смесь в широкий конусообразный бокал из тончайшего стекла, который придвигает ко мне.

– И в чем же заключается ваш бизнес?

– Исламские финансы, – отвечаю я. И, желая замаскироваться получше, добавляю: – Я занимаюсь sukuk, вам это что-нибудь говорит?

Ее пренебрежительная гримаска, вероятно, означает: «Нет, и мне, честно говоря, не хочется об этом слушать». Она поднимает свой бокал:

– Ну, за ваш бизнес!

Мы чокаемся, и она подносит бокал к полным, чувственным губам. Я пробую коктейль. Он одновременно и горьковатый и сладкий – очень вкусно. И напоминаю себе: она наверняка встречала Пас.

– Значит, вы просматриваете карточки всех ваших клиентов… Ну и что же вам попалось на глаза… самое оригинальное?

Вокруг нас суетятся люди в голубых одеждах, они зажигают факелы, пламя колеблется под теплым бризом. Бар теперь выглядит как святилище. Я не вижу глаза моей соседки, только слышу позвякивание ее браслетов, когда она поднимает бокал.

– Несколько месяцев назад у нас останавливалась одна интересная гостья. Художница. Для нас это стало событием.

Она произносит это многозначительным тоном, с ноткой печали, и у меня начинает глухо биться сердце.

– Художница? Или фотограф?

Ким удивленно глядит на меня:

– Почему вы решили, что она фотограф?

– Ну… не знаю. Красота ваших закатов – она располагает к этому.

– Похоже, вас эта красота не волнует, – замечает она довольно огорченно.

– Напротив! Значит, она не была фотографом?

– Конечно, нет! Ни с какого краю! Она ненавидела фотографию. Всякий раз, когда готовилась к погружению с лодки, она запрещала себя снимать, словно пряталась от кого-то. Я даже подумала – уверяю вас, что говорю серьезно! – может, она беглянка, скрывается от правосудия или что-то в этом роде?