– Сгораю от нетерпения.

Василий Яковлевич многозначительно вознес указательный палец, после чего вынул из кармана смятую порванную бумажку и на столе разгладил ладонью. Карандашный рисунок был испорчен окончательно.

– Начнем с пустяков, – доложил он. – Портрет твой, то есть не твой, а ее, произвел оглушительное впечатление. Один юноша умолял продать ему за любые деньги, как бесценную память, а другой вырвал из рук и принялся целовать… Еле отнял. Девица сильно в душу запала. Да кто она такая?

– Астра Федоровна Бабанова, – ответил Пушкин.

Чем вызвал у старого чиновника легкое пробуждение от приятных снов.

– Да? – спросил Лелюхин, поведя головой, будто сбрасывая сонное марево. – Что же сразу не сказал…

– Не зная, нельзя проболтаться.

Обижаться Василию Яковлевичу было лень. К тому же он подумал, что в этом есть резон: юноши так убивались, что он, пожалев, намекнул бы, что Бабанова живехонька.

– Ну, пусть так, – мирно согласился он. – Идем далее: родители Маклаковой и Лабзовой. Тут все ясно: обе девицы чуть не с детских лет были записаны в кассу взаимопомощи невест. Старики показали мне книжечки для отметки взносов с забавными прозвищами. Одна – Майский цветок, другая Летняя стрекоза… Обеим накопили на тысячу рублей приданого.

– Выигрыш барышень в лотереи или прочие внезапные доходы?

– Не было… Скажу тебе, Алеша, касса эта – хитрое заведение. Оказывается, если невеста умирает до выдачи приданого, деньги не возвращаются, остаются в кассе… Это же две тысячи!

– Четыре, – поправил Пушкин. – Хозяйка кассы сэкономила на смерти Юстовой и Бутович.

Лелюхин неодобрительно хмыкнул.

– Да уж… Дело нечисто… Но теперь к главному. Наведался я в пансион Пуссель и познакомился с милейшей мадам Прам. Дама оказалась отзывчивой на комплименты и охочей на разговоры. – Он положил на стол узкие листки. – Мадам была так любезна, что сняла копии с трех выпусков классов… Подумал, что, кроме сестер Бабановых, тебе и другие пригодятся…

Списки Пушкин просмотрел с жадным интересом. В классе Астры и Гаи были записаны: Юстова, Бутович, Маклакова и Лабзова. И еще десяток фамилий. Среди них числилась фамилия Листовой В.И, около которой стояла пометка «курс не окончила». В списке младшего класса не нашлось ничего примечательного. А вот в классе старшем оказалась фамилия «Капустина М.И.». Кажется, сваха уверяла, что дочь пансиона не оканчивала.

– Чрезвычайно важные сведения, – сказал Пушкин, откладывая листки. – Но ведь у вас припасено что-то еще?

Василий Яковлевич озорно подмигнул.

– Есть, как не быть… Товарец дорогой, не знаю, как уступить…

– Просите что хотите, – согласился Пушкин.

– Даже и не знаю, что с тебя, молодец-красавец, содрать. – Лелюхин мечтательно уставился в потолок. – Разве раскроешь, как работает твоя математическая система.

– Вам раскрою, – последовал ответ. – Только с условием не разглашать.

– Можешь не сомневаться, Алёша, от меня никто не узнает. – Василий Яковлевич удобнее устроился на стуле. – Тогда слушай. Мадам Прам донесла мне всяческие сплетни. В основном вздор, но одна история прелюбопытная… Года два назад в пансионе случился скандал. Даже не скандал, а так, буря под ковром. Прошел слух, что якобы воспитанницы продавали свою невинность за большие деньги некому господину, охочему до подобных развлечений. Доказательств не было никаких, никто не жаловался. Мадам Пуссель честь пансиона блюла строго, скандал быстро и бесследно замяли. Однако член попечительского совета пансиона вдруг добровольно подал в отставку. Знаешь, кто это?

– Граф Урсегов, – сказал Пушкин, глядя на списки воспитанниц.

– Точно! Мадам Прам так разговорилась, что донесла и вовсе удивительные сведения: якобы девица, которая желала дорого продать свое сокровище, публиковала в газете объявление о том, что юная барышня хочет получить урок жизни от солидного господина. Указывалось место и время встречи, зашифрованное, и подпись: Алая Лента… Якобы интимная встреча происходила в неком модном салоне… Тебе ничего не напоминает?

– Надо проверить подшивку «Московского листка» за 1892 год и другие года…

Василий Яковлевич изобразил торжественный жест рукой.

– Уже проверил четыре года. Не зря хлеб свой ем… Так вот, Алёша, дыма без огня не бывает… Нашел я одно объявление за апрель 1892 года… Другие – за июнь 1891 и 1893 годов… Как раз были свадебные сезоны… Вырезать не стал, чтобы потом, когда для суда понадобится, не искать по библиотекам… Остается узнать, кого граф совратил, и брать его под белы рученьки…

– Кто подал в 91 и 93 году, установить не сможем. А вот объявление в 1892-м подала юная мадемуазель Бутович, – сухо ответил Пушкин. – Ей было четырнадцать… Матери сообщила, что выиграла в лотерею двести рублей. Вдобавок соврала, что получила приз за знания: бокал Императорского стеклянного завода. Это был подарок от графа, из его семейного набора хрусталя. Она любительница шампанского, всегда пила из бокала дома…

– Бутович, – повторил Лелюхин. – Та, которую вчера в салоне отравили, дали муляж денег и не тронули? Постой… Так ведь ты нашел на месте преступления те же бокалы и шампанское?

Говорить было нечего, Пушкин кивнул молча.

– Так чего же ждешь? – возмутился Василий Яковлевич. – Тащи его к нам, малость поднажмем, во всем признается…

– В этом году объявление Алой Ленты подавала только Юстова… Бутович ничего не размещала в газете.

– Ну и что? Как минимум смерть этой Юстовой раскроем!

– А что делать со смертью Лабзовой и Маклаковой, якобы умерших от слабости сердца?

– Полагаешь, их тоже отравили?

– Доктор Преображенский должен изучить врачебные заключения. Тогда будем делать выводы. Допросить графа можно, но арестовать не получится…

Подобное заявление вызвало возмущение. Зря, что ли, Василий Яковлевич полдня по Москве бегал, ноги до мозолей стер? О чем он заявил со всей стариковской прямотой.

– Есть факт, который противоречит вашему блестяще проведенному розыску, – ответил Пушкин.

– Это еще какой такой факт? – вконец обидевшись, спросил Лелюхин.

– Мадам Бабанова сегодня утром пыталась спалить конторскую книгу кассы невест. В графе выдачи – четыре фамилии известных вам девиц. Все четыре зачеркнуты, как делается, когда выдачи приданого не будет. Фамилия Бутович стоит последней и тоже зачеркнута. Хотя про ее смерть мадам не могла знать ничего. Если только она…

– Сама ее убила! – с жаром закончил Василий Яковлевич. – Тебе известно, какие у Бабановой отношения с графом?

– Послезавтра выходит за него замуж.

Глаза старого полицейского расширились, и даже седые брови привстали.

– Что? И ты говоришь так спокойно? Да разве не видишь, что они с графом – одна шайка? Граф убил Юстову, лишив девственности, а Бабанова, чтобы окончательно замести позорные следы, заманила Бутович и разделалась с ней… Бокалы одолжила у князя!