Антонио в новом костюме, сшитом на заказ, сел рядом со мной, поручив Мелину и братьев заботам недовольной Ады: она работала продавщицей в лавке жениха и рассчитывала, что ей отведут местечко поближе, но их усадили в самом конце зала. Раз или два Антонио что-то прошептал мне на ухо, но я ничего не слышала. Мне было довольно, что он рядом, но я не собиралась с ним шушукаться, чтобы никто не догадался о наших отношениях. Я бегло оглядела переполненную церковь: гости скучали и, как и я, то и дело озирались по сторонам. В воздухе плавал густой аромат цветов. Джильола выглядела прекрасно, не отстала от нее и Кармела Пелузо. Парни тоже не подкачали. Энцо и особенно Паскуале держались так, что всем становилось ясно: там, у алтаря, они смотрелись бы рядом с Лилой куда лучше Стефано. Но если они остались стоять у входа в церковь, взяв на себя роль стражей, отвечающих за порядок на церемонии, то Рино, брат невесты, оторвался от родни и присоединился к родственникам жениха, встав рядом с Пинуччей. Он тоже принарядился: на нем был новый костюм и ботинки «Черулло», своим блеском спорившие с его набриолиненными волосами. Одним словом, толпа гостей выглядела роскошно. Каждый, кто получил приглашение, поспешил не только засвидетельствовать свое почтение, явившись на венчание, но и постарался одеться побогаче: на деле это означало — и ни для кого не было секретом, — что большинству из них, и в первую очередь Антонио, пришлось по уши залезть в долги. Я посмотрела на Сильвио Солару: толстый, в темном костюме, он стоял со стороны жениха, посверкивая золотыми браслетами на обоих запястьях. Посмотрела на его жену Мануэлу, вставшую со стороны невесты: она пришла в красном платье, увешанная драгоценностями. Деньги на щегольские наряды все занимали как раз у них. После смерти дона Акилле этот плешивый толстяк с багровым румянцем и голубыми глазами и эта худощавая женщина с длинным носом и тонкими губами давали взаймы всему кварталу. Практической стороной занималась Мануэла: каждому бедняку был знаком ее знаменитый гроссбух в красной обложке, куда она записывала суммы и сроки. Заработать на этой свадьбе удалось не только флористу с фотографом, но и этой парочке, которая, помимо всего прочего, предоставила торт и конфеты для бонбоньерок.

От меня не укрылось, что Лила ни разу на них не взглянула. Ни разу не повернулась она и к Стефано и упорно смотрела на священника. Мне подумалось, что вот так, со спины, они не производили впечатления красивой пары. Ростом Лила была выше своего жениха. От нее словно исходила лучистая энергия, озаряя все вокруг; он, и без того какой-то блеклый, совсем терялся на ее фоне. Лила выглядела сосредоточенной, как будто силилась понять истинный смысл происходящего ритуала, а он без конца крутил головой, обменивался улыбочками с Сильвио Соларой или незаметно почесывался. Меня вдруг охватила тревога: «А вдруг Стефано на самом деле не такой, каким кажется?» Но я не додумала эту мысль до конца. Тому было две причины. Во-первых, наступила торжественная минута: жених и невеста ясно и четко произнесли свое «да» и обменялись кольцами; я осознала, что Лила и в самом деле вышла замуж. Во-вторых, случилось нечто, заставившее меня забыть о молодоженах. Я вдруг сообразила, что видела всех, кроме Альфонсо, и начала искать его взглядом в толпе гостей — оказалось, он стоял в глубине зала, будто нарочно спрятавшись за колонну. Я помахала ему рукой, он ответил тем же и двинулся в мою сторону. Когда он оторвался от колонны, мне стала видна разодетая в пух и прах Мариза Сарраторе. Рядом с ней стоял Нино — худой, всклокоченный, в мятых школьных штанах и пиджаке, руки в карманах.

59

Все толпились вокруг молодоженов, под звуки органа и хлопки фотовспышек выходивших из церкви. Лила и Стефано остановились на паперти, принимая объятия и поцелуи. На глазах взволнованных родственников самые важные и уважаемые гости, в том числе дамы в элегантных шляпках, первыми расселись по автомобилям и покатили в ресторан на виа Орацио; остальным следовало набраться терпения.

Альфонсо приоделся — я никогда не видела его в этом темном костюме, безупречно белой сорочке, при галстуке. Без привычной поношенной школьной одежды или рабочего халата он казался старше своих семнадцати лет; еще я заметила, что он и фигурой отличается от брата в лучшую сторону. Уже сейчас он был выше и стройнее Стефано, а лицом напоминал красавца испанского танцора, которого я видела по телевизору: большие глаза, пухлые губы, ни намека на бороду. Мариза не отходила от него ни на шаг; может, они тайком встречались? Неужели моему преданному Альфонсо понравилась ее кудрявая шевелюра и беспрерывная болтовня? Ну да, она ведь избавляла его, такого застенчивого, от необходимости заполнять паузы в разговоре… Но я сомневалась, что между ними что-то есть: он бы мне рассказал. В то же время мне было очевидно, что они поладили, иначе он не пригласил бы ее на свадьбу брата. А чтобы ее отпустили родители, она притащила с собой Нино.

Итак, молодой Сарраторе тоже был у церкви. Слишком длинный, слишком тощий, со слишком длинными нечесаными волосами, в неряшливом костюме, слишком глубоко засунувший руки в карманы, он казался здесь лишним и явно не знал, куда себя девать. Как и все, он смотрел на молодоженов, но без малейшего интереса — надо же куда-то смотреть. Неожиданное появление Нино в тот день стало для меня одним из самых сильных потрясений. В церкви мы поздоровались: «Привет!» — «Привет!» — и разошлись в разные стороны. Нино поплелся за сестрой и Альфонсо, а меня крепко подхватил под руку Антонио, но я вывернулась и поспешила присоединиться к группке, состоявшей из Ады, Мелины, Паскуале, Кармелы и Энцо. Молодожены с фотографом и его помощником усаживались в большую белую машину — они ехали фотографироваться в Парк памяти, — а я забеспокоилась, как бы мать Антонио не узнала Нино, который все-таки был немного похож на Донато. Но волновалась я зря. Мать Лилы, Нунция, подхватила Мелину, вместе с Адой и младшими детьми усадила с собой в машину и увезла.

На самом деле Нино не узнал никто, даже Джильола, даже Кармела, даже Энцо. Не узнали они и Маризу, хотя на лицо она с детства почти не изменилась. Одним словом, оба Сарраторе пока оставались незамеченными. Антонио отвел меня, Кармелу и Энцо к старому автомобилю Паскуале. Мы уже трогались, когда я вспомнила о своих родителях: «Надеюсь, о них кто-нибудь позаботился?» Энцо ответил, что видел их в чьей-то машине. Напоследок я успела бросить взгляд на Нино, все еще с растерянным видом стоявшего на паперти рядом с увлеченно болтавшими Альфонсо и Маризой.

Мне стало не по себе. Антонио, чуткий к любым переменам моего настроения, прошептал мне на ухо:

— Что случилось?

— Ничего.

— Ты чем-то расстроена?

— Нет.

Кармела засмеялась:

— Она расстроена тем, что Лина замужем. Она тоже замуж хочет.

— А ты что, не хочешь замуж? — осведомился Энцо.

— Будь моя воля, я бы хоть завтра.

— А за кого?

— Мне виднее за кого.

— Помолчи, — сказал Паскуале. — Кому ты нужна?

Мы ехали вниз, к Морской улице, Паскуале изо всех сил жал на акселератор. Антонио так отладил его машину, что теперь он несся на ней как на гоночной, не обращая внимания на камни и выбоины разбитой дороги. Он быстро догнал опередившую нас кавалькаду и начал по одной обходить другие автомобили: сначала прижимался к каждому из них чуть ли не впритык, оставляя зазор в считаные сантиметры, а потом, резко вывернув руль, вырывался вперед. Мы, девчонки, визжали от страха, крича, чтобы он прекратил, но он только посмеивался и поддавал газу. Антонио с Энцо хранили невозмутимость, но, когда Паскуале вплотную приближался к очередной машине, открывали окошко и отпускали в адрес медлительного водителя тяжеловесные и оскорбительные шутки.