— Сестра!

Она торопливо вбежала в комнату.

— Ну, что опять случилось? Вы даже не прикоснулись к бульону.

— К черту бульон. Какой сегодня день? Среда?

— Да, среда.

— Мне нужен телефон. Почему здесь нет телефона?

— Его забрали, чтобы вас никто не беспокоил.

— Хорошо, поставьте его обратно.

— Я не уверена, что должна это сделать.

— Что здесь происходит? — Снова появилась первая сестра.

— Мистер Петерсон просит, чтобы ему поставили телефон.

— О нет, нам этого не нужно. Мы ведь не хотим, чтобы нас беспокоили, не правда ли?

— Меня сейчас беспокоят! — заорал Петерсон. — Немедленно поставьте телефон!

— Ну-ну, мистер Петерсон, мы не можем разговаривать в таком духе…

— Слушай, ты, дешевка, — выговорил он четко, напряженным голосом. — Немедленно телефон, или я позабочусь, чтобы тебя здесь больше не было.

Наступило молчание. Девушки, испуганно поглядывая на Петерсона, попятились к дверям. Он откинулся на подушку. Его трясло. Через открытую дверь он слышал стоны.

Вскоре санитар принес телефон и подключил его. Петерсон глотнул воды и, сдерживая подступающую к горлу тошноту, начал набирать номер своей секретарши.

25 сентября 1963 года

Гордон, не торопясь, шел через холл в лабораторию, когда услышал обрывок разговора. Беседовали вполголоса двое профессоров. Подойдя ближе, он разобрал конец фразы: “…и, как сказал Паули, это даже не ошибка!” Увидев Гордона, они сразу же замолчали. Вольфганг Паули был выдающимся, весьма критически настроенным физиком первой половины столетия. Об одной научной статье он сказал: “Эта работа настолько плоха, что ее даже нельзя назвать ошибочной”. Это означало, что у нее нет ни начала, ни конца. Положения ее настолько плохо сформулированы, что их невозможно проверить. Гордон сразу же понял, что профессора говорили о нем. Статья в “Лайф” сделала свое дело. Когда он дошел до конца холла, разговор продолжился, но уже шепотом, а затем раздался взрыв смеха.

Пенни принесла домой свежий номер журнала “Нэшнл Инквайер”, чтобы Гордон мог его прочесть. На первой странице крупным шрифтом был напечатан заголовок “ЯДЕРНЫЙ ВЗРЫВ ИЗ ОТКРЫТОГО КОСМОСА”, а ниже: “Выдающиеся ученые контактируют с другими мирами” и под ним два снимка, очевидно, полученные у фотографа “Лайфа”. Гордон, не читая, бросил журнал в мусорную корзину.

В начале учебного года был устроен вечер для факультета физических наук, чтобы отметить открытие здания Института геофизики. Технический персонал продезинфицировал резервуар фонтана на лужайке рядом со зданием. Хью Брендер и Гарольд Урия наполнили его мощной смесью водки и фруктовых соков. Гордон выбросил приглашение вместе с обычными университетскими уведомлениями, но Пенни обнаружила его и настояла пойти. Ему очень хотелось отдохнуть, однако Пенни изводила его до тех пор, пока он не надел свой самый легкий пиджак. В этот раз он решил обойтись без галстука — в Калифорнии такие детали несущественны. Пенни надела широкополую соломенную шляпу. “Надо же как-то приодеться”, — пояснила она. Ниспадающие края шляпы закрывали часть лица. Очередное превращение в таинственную незнакомку подогрело в Гордоне интерес к Пенни. Он вдруг понял, что последние недели существовал как автомат, занятый подготовкой к лекциям и работая большую часть времени с установкой ЯМР. Это открытие шокировало его. То веселое оживление, с которого начиналось их знакомство, постепенно улетучивалось. Трения между ними сдирали косметику иллюзий.

Он поговорил с некоторыми сотрудниками физического факультета, но интересного разговора не получилось. Пенни отыскала в толпе нескольких литераторов, но Гордон пребывал явно не в настроении и бесцельно переходил от одной группы к другой. Публика с факультета английского языка успела порядочно накачаться и начала цитировать современных поэтов и старые кинофильмы. Среди них встречались яркие, одухотворенные личности, каких он никогда не видел. Гои и принцы, белокурые и самоуверенные — тот тип людей, холодильники которых постоянно забиты йогуртом и шампанским. Он увидел гостя из Беркли, высокого и хорошо одетого, ставшего несколько лет назад лауреатом Нобелевской премии. Гордон встречал его раньше. Он протолкался в окружение знаменитости и, когда гость посмотрел в его сторону, кивнул ему. Но взгляд знаменитости скользнул мимо. Ни узнавания, ни кивка — ничего. Гордон стоял с пластиковым стаканом и застывшей улыбкой на губах. Взгляд гостя снова скользнул по его лицу, не задержавшись. Гордон тихонько отошел. “Может быть, он меня не узнал?” — подумал Гордон. Он налил еще стаканчик водки. “А может, и узнал”.

— Неплохая выпивка, а? — сказал кто-то у него над ухом. — Попробуйте три раза подряд быстро сказать “спектроскопия”.

Гордон попробовал и не сумел. Оказалось, что фамилия этого человека Бук. В его облике и правда прослеживалось сходство. Он работал в “Дженерал атомик” и был дружелюбнее, чем университетские. Они стояли под плакатом “ЕСЛИ ВЬ1 МОЖЕТЕ ЭТО ПРОЧЕСТЬ, ТО ТОЛЬКО БЛАГОДАРЯ УЧИТЕЛЮ”. Но оживленность Бука не могла изменить настроения Гордона. Под действием алкоголя мир стал освобождаться от скучной конкретики. Он начал понимать, почему гои так много пьют. Бук куда-то делся, и Гордон ввязался в беседу с гостем, физиком в области частиц, по фамилии Стейнгрубер. Оба они сильно зауважали водку и принялись обсуждать вечную тему — женщин. Гордон кое-что выдал на-гора о Пенни. Непонятно почему, но в его рассказе они поменялись ролями:

Пенни стала его ученицей в области секса, а он ее “просветил” и сделал взрослой, он, умудренный жизнью человек из Нью-Йорка. Стейнгрубер принимал это на веру. Они выпили еще по одной. Гордон пришел к выводу, что Стейнгрубер — славный малый, способный смотреть в суть вещей. Стейнгрубер указал на блондинку, стоявшую недалеко от них, и спросил, что Гордон о ней думает. Тот внимательно посмотрел на нее и изрек:

— Выглядит порядочной дешевкой.

На лице Стейнгрубера появилось сердитое выражение.

— Это моя жена!

И пока Гордон обдумывал, что сказать, он исчез. Дружелюбно улыбаясь, подошел Лакин. Его сопровождал Бернард Кэрроуэй.

— Я слышал, что вы повторяете эксперимент Купера, — без предисловий начал Лакин.

— От кого вы это слышали?

— Я мог сам в этом убедиться.

Гордон не спешил с ответом. Он глотнул из своего стакана и удивился, что тот опять пуст. Затем посмотрел на Лакина и ясно произнес:

— Иди к чертовой матери. — Повернулся и пошел прочь. Он нашел Пенни в толпе, окружавшей Герберта Маркузе. Когда его представили, Гордон спросил:

— Вы только что назначенный коммунист-резидент? К его удивлению, Маркузе рассмеялся. Стоявшая рядом с ним негритянка, студентка-аспирантка, не нашла в этом ничего забавного. Постепенно выяснилось, что, во-первых, ее зовут Анджелой, и, во-вторых, что революция не совершается на вечеринках с коктейлями. Это было все, что Гордону удалось понять в этом разговоре, или по крайней мере все, что он смог упомнить. Он взял Пенни за руку, и они тихонько отошли в сторону, В углу стоял Джонас Солк. Гордон очень хотел подойти к нему и узнать, как Солк относится к Сабине — кто действительно создал вакцину? Весьма интересный вопрос.