А однажды я проезжала по делам мимо нашего ресторана и решила просто заглянуть к Илье. И мне открылась прекрасная картина того, как Ток о чем-то увлеченно разговаривает с барменом и официанткой, и девушка то и дело норовит прикоснуться к Илье и перетянуть его внимание с парня-бармена на себя.

И в этот момент меня прошибает одна единственная мысль:

«А что если Илья однажды уйдет от меня к девушке, которая сможет ему родить???».

Я ничего не говорю Току, но с того дня меня начинает одолевать просто сумасшедшая, животная ревность и страх потерять его. Я ревную Илью абсолютно ко всем: к официанткам и посетительницам в его ресторанах, к сотрудницам «Вижн-Строя», куда в последнее время Ток стал ездить по просьбе отца, чтобы ввести в курс дела нового вице-президента, к девушкам на фитнесе, куда он ходит три раза в неделю, и даже к прохожим женщинам на улице…

Сначала я ревную про себя, скрываю это. Но постепенно ревность начинается меня душить, и вот я уже обнюхиваю рубашки Ильи на предмет женских духов, взламываю его айфон и читаю смски, постоянно будто невзначай наведываюсь в рестораны… Я даже уже готова засунуть в его новую машину жучок, как вдруг он ловит меня за просмотром содержимого его смартфона.

— Ксюша, зачем ты копаешься в моем телефоне? — Цедит со сталью в голосе. Я смотрю ему в глаза, и у меня внутри все обрывается. Он прожигает меня взглядом, полным лютой злости. — И как ты его включила, если он разблокируется только по изображению моего лица?

— Я взломала его, — говорю тихо и опускаю глаза в пол.

Илья делает ко мне уверенный шаг и рывком поднимает меня на ноги с кровати.

— Я требую объяснений.

Мне нечего сказать, поэтому я молчу, продолжая смотреть в пол. Слезы уже вовсю потекли по щекам.

— Ксюша, или ты немедленно объясняешь мне это, или я прямо сейчас иду подавать на развод.

— Я боюсь, что ты уйдешь от меня к девушке, которая сможет тебе родить. Я видела, как на тебя смотрят твои официантки! — произношу это с дрожью и сгибаюсь вдвое от рыданий.

— Дура! — Восклицает в сердцах и притягивает меня к себе. Напряжение с его тела постепенно сходит, и он начинает меня поглаживать по спине.

— Илья, зачем я тебе? У тебя же могут быть дети… — Рыдаю ему в грудь.

— Замолчи. Я больше не желаю слышать этот бред.

— Это не бред…

— Бред! Ксюша, мне не нужна никакая другая девушка кроме тебя! Неужели ты этого не понимаешь? Я люблю только тебя.

У Тока уходит два часа на то, чтобы меня успокоить. Когда я выхожу из душа и ложусь в кровать, он тут же притягивает меня к себе.

— Милая моя, ну как ты могла подумать, что я тебе изменяю? Ты вообще в своем уме?

— Прости… — Говорю еле слышно. Мой голос все еще ослаблен от рыданий.

Илья мягко целует мое лицо.

— Ксюша, я жить без тебя не могу. Ты даже не представляешь, как сильно я тебя люблю.

— Илья, я хочу ребенка, — и одинокая слеза скатывается по моей щеке.

Ток вздыхает и укладывает меня к себе на грудь. Перебирает пальцами мои волосы и о чем-то напряженно думает.

— Давай обратимся к американским врачам, — тихо начинает. — В Лос-Анджелесе есть клиника, в которой рожают все голливудские звезды. Поехали туда.

— Поехали.

Через полтора месяца мы вдвоем летим в Лос-Анджелес. Американские врачи говорят совершенно не то, что российские, немецкие и швейцарские, и назначают абсолютно другое лечение. Мы проводим в Америке три месяца. Илья ездит в Москву раз в месяц проверить дела, и сразу возвращается ко мне. Собаку мы взяли с собой.

Вот только и американское лечение не помогает. У меня по-прежнему не получается забеременеть.

— Скажите, — уже со злостью обращаюсь к мужчине-гинекологу, — я бесплодна окончательно и бесповоротно? У меня вообще ноль шансов?

Он вздыхает.

— Видите ли, в том то и дело, что нет. Шанс есть, просто он очень маленький. Нужно пытаться дальше.

Я ничего не отвечаю, а просто встаю и ухожу из его кабинета.

В Москве мы какое-то время тему лечения перестаем обсуждать, но не на долго.

— Ксюш, я тут почитал в интернете. Израильские врачи разработали новую программу…

— Хватит, Илья! — Перебиваю громким криком. — Я бесплодна. Всё. Точка. У нас никогда не будет детей. Пора уже смириться с этим.

И я отворачиваюсь от него к кухонной столешнице, чтобы скрыть выступившие слезы. Ток стоит у меня за спиной и тяжело дышит. Мне кажется, я затылком чувствую, как он сжимает от злости кулаки.

— Давай усыновлять, — наконец, говорит. И эти слова звучат, как приговор.

А дальше начинается новая проблема. Как выбрать детский дом и, самое главное, как выбрать ребенка?

— Я хочу девочку с голубыми глазами, как у тебя, и с темными волосами, как у меня, — говорю Илье в один из дней, когда мы с ним отдыхаем в гостиной на диване.

Он от меня резко отстраняется и строго смотрит.

— Ксюша, ребенка не выбирают, как арбуз на рынке. Ребенок посылается свыше.

— Родной, Илья. Родной ребенок посылается свыше, а не приемный.

— Приемный тоже!

— И каким же образом нам пошлется свыше приемный ребенок?

— Мы зайдем в детский дом и почувствуем его.

— А если не почувствуем?

— Значит, в этом детском доме нет нашего ребенка, и нужно ехать в другой.

Я ничего ему не отвечаю. А через две недели мы все-таки решаемся переступить порог дома малютки. Директор заводит нас к себе и рассказывает о детях, которые, по ее мнению, могли бы нам подойти.

— Вот к нам недавно поступил мальчик. Он, правда, уже довольно взрослый. Ему 8 лет. Но он из очень приличной семьи был, родители погибли, а родственников не осталось…

— Извините, — перебиваю женщину в летах. — Мы бы хотели, чтобы ребенок не знал, что он усыновленный…

Она с пониманием кивает и приступает к рассказу о детях в возрасте до трех лет. Илья ерзает на стуле по левую руку от меня и то и дело тянется к стакану с водой. Я слушаю монотонную речь женщины и тоже ощущаю себя как-то не очень хорошо.

— Мы можем просто зайти к этим детям и посмотреть на них? — Резко перебивает ее Илья.

— Да, конечно, пойдемте.

Женщина ведет нас коридорами, и когда мы заходим в группу с маленькими детьми, на нас сначала устремляются 20 пар удивленных глаз, а потом эти маленькие человечки подскакивают со своих стульчиков и несутся к нам с криками «Мама и папа!».

Мы с Ильей застываем в полном ужасе и боимся пошевелиться, пока дети хватают нас за ноги, толкая друг дргуа. Две воспитательницы и директриса спешат их от нас оттащить, но они вырываются и начинают плакать.