— Мама, мама!

— Папа, папа!

Они все кричат это в голос, и я просто чувствую, как теряю сознание. Илья это замечает, подхватывает меня за локоть и спешит увести. Он бросает директрисе через плечо «Извините, до свидания», берет меня на руки и несет к машине.

Пока я пытаюсь прийти в себя на переднем сиденье, Илья идет к ларьку неподалеку и покупает сигареты. Он бросил курить сразу после нашей свадьбы, но сейчас даже я бы покурила. Когда Илья возвращается в машину, мы еще долго сидим в полном молчании, пораженные увиденным.

— Поехали в Израиль, — говорю и не узнаю свой голос.

Илья поворачивает ко мне голову, пристально смотрит, а потом заводит автомобиль. Приехав домой, мы тут же покупаем билеты в Тель-Авив и связываемся с клиникой, про которую Ток читал в интернете.

Израильские врачи говорят мне не то, что американские, немецкие и российские. У них свои новые версии и свои новые методики лечения. А я уже даже не слушаю, что говорят эти доктора. Просто тупо пью лекарства и хожу на процедуры, даже не вникая в их смысл. Хотя поначалу я тщательно пытала врачей. Но сейчас мне уже абсолютно все равно.

Мне нужно лежать в Израиле два месяца. Илья остается в Москве, так как сейчас у него готовится открытие уже третьего ресторана. Ко мне в Тель-Авив он прилетает раз в две недели на несколько дней.

А мне тут настолько тоскливо и паршиво, что хочется выть. В итоге в один из дней я забиваю на процедуры, беру напрокат машину и рано утром уезжаю в Иерусалим погулять. По дороге пытаюсь вспомнить, когда я последний раз была в церкви, и понимаю, что никогда. Шпионам с их образом жизни не до Бога.

Я не была раньше в Иерусалиме, и в первую очередь он меня поражает обилием национальностей и религий. А чем больше я хожу по городу, тем больше я ощущаю, насколько это место святое. Кажется, что Бог здесь везде.

Я провожу очень много времени в Храме Гроба Господня, смотрю каждую святыню. Потом я направляюсь к Стене Плача и тоже провожу возле нее много времени. Я сама не знаю, как так выходит, что я начинаю просить у Бога прощения за все свои грехи. Просто это раскаяние вдруг начинает из меня литься.

Я стою у Стены Плача, прислонившись к ней лбом, и прошу только одну вещь: простить меня. Я даже не прошу ребенка. Слезы градом текут по лицу, но в этом месте невозможно не плакать. И когда у меня уже заканчиваются слезы, когда последняя слезинка вытекает из глаза, скатывается по лицу и срывается на землю, я чувствую невероятное облегчение. И искупление.

Вечером я возвращаюсь в Тель-Авив, а через три дня ко мне приезжает Илья. Я не рассказываю ему о своей поездке в Иерусалим и о том, что после нее я чувствую себя будто возрожденной из пепла. Илья не очень верующий, а если узнает, что я пропустила процедуры, будет ругаться.

Илья уезжает, а через три недели и я возвращаюсь в Москву. Израильские врачи так же, как и все предыдущие, лишь развели руками, сказав, что «шанс есть, но нужно пробовать дальше».

Проходят три месяца, и у меня не идут месячные. Сначала я не обращаю на это внимания, но когда задержка уже 10 дней, на дрожащих ногах я иду в ближайшую аптеку и покупаю там сразу три теста на беременность разных марок. И когда они все три показывают положительный результат, я сползаю по стенке в ванной. И так и сижу на полу в слезах, пока Илья не возвращается с работы.

— Милая, я дома! — Кричит мне из прихожей и захлопывает дверь.

А у меня нет сил ни встать, чтобы встретить его, ни просто чтобы крикнуть что-то в ответ.

— Ксюша, ты где? — Кричит, сворачивая в коридор. Видит свет в ванной и идет на него. — Милая, что случилось!? Почему ты плачешь!? — Тут же бросается ко мне на пол.

А я все еще не могу говорить. Я обвиваю его шею руками и крепко к ней прижимаюсь.

— Милая моя, не плачь. — Гладит меня по спине. — Я уверен, что мы найдем выход. Еще японская медицина очень сильная. Я прочитал в интернете, что в Токио есть клиника…

Я все же нахожу в себе силы от него отстраниться и широко улыбаюсь сквозь слезы.

— Илья, я беременна, — шепчу севшим голосом и протягиваю ему тест.

До него не сразу доходит смысл моих слов. Сначала он широко распахнутыми глазами смотрит на меня, потом на тест, потом снова на меня. Когда Илья все-таки осознает сказанное мною, он тут же сгребает меня в охапку и крепко к себе прижимает. А через минуту я чувствую на плече его слезы.

Мы не говорим о моей беременности абсолютно никому, даже родителям Ильи. К сожалению, она протекает тяжело, поэтому уже на третьем месяце я ложусь в больницу на сохранение. И так и лежу в ней до самых родов. Ангелина Витальевна недоумевает, куда я пропала, Самойловы тоже мучают Илью. Но мы молчим, как партизаны.

А я все девять месяцев не могу поверить, что это правда. Я хожу, сижу и сплю, только обнимая свой живот. Илья навещает меня в больнице каждый день, целует мой живот, держит меня за руку и даже не пытается скрыть выступающие на глазах слезы. И, конечно, Ток хочет присутствовать на родах.

Дождливым октябрьским днем, спустя больше четырех лет после нашей свадьбы, у нас рождается сын по имени Илья.

Конец