Капитан осмотрел фелюгу и одобрил.

– А тебе письмо от мамочки…

– Я так и знал! Знал, зна-ал! Я сегодня во сне мамочку видел, а как увижу, значит, будет письмо.

И он быстро побежал в горку, к даче.

Прогулки к норе Димитраки прочно вошли в наш обиход. Стоило нам выйти к морю, как Жоржик сейчас же тянул меня к знакомому старому ореху. Иногда мы не заставали хозяина, – он по временам уходил в местечко с товаром, – и тогда занимались с черепахой, которая быстро признала нас и выходила из зарослей на свою кличку. Бродили по зарослям, отыскивая цикад по треску. Высматривали бойких соек в густых ветвях шелковицы. Но когда Димитраки был дома, начинался очень интересный разговор. Остров Хиос! Мы многое узнали о нем. Старик описывал свою родину так любовно, знакомил нас с такими подробностями, что, казалось, мы уже побывали сами в его деревушке, посетили пещеры на горах, ловили с ним кораллы и губки, омаров и осьминогов. Он описал нам свой домик под горой и старую шелковицу, на которой жили его кормильцы – черви. А сколько сказок и чудесных историй порассказал нам Димитраки! Остров Хиос! Он вставал перед Жоржиком во всем своем незнаемом великолепии. Там в небе и звезды-то были какие-то иные, куда крупней здешних, по словам Димитраки. А горы голубые, тихие. А море! Разве такое сердитое, как здесь? Теперь оно тихое, но что творится зимой! Не дай бог выехать без святого Николы. Из этой норы в горе, сером одиночестве последних дней, остров Хиос самому Димитраки казался волшебным и далеким-далеким.

– А вы поезжайте туда… – советовал Жоржик. – Вы поезжайте, вот…

– Тесно, без меня тесно… Тут покупаль, там не покупаль… – показал он на свой товар. – Там молодой нужна… Тут дом, там дом нет… Куда? Э-э… Помирай скоро…

Теперь на Димитраки уже не было рваной кофты. Он выглядел куда наряднее в просторном пиджаке капитана. И нам иногда казалось, когда подымались мы к старому ореху, что сам капитан переселился со своей дачи в нору. Вон он стоит на порожке в светлых брюках и сереньком «деловом» пиджаке. Только немного похудел и согнулся.

Серый пиджак! Помню, с каким торжеством Жоржик сам нес его, брюки капитана и штиблеты. Помню, как смотрел на нас Димитраки. Он принял просто, даже, кажется, и не благодарил.

– Новый, совсем новый… – сказал он. – Хорошо… Димитраки помнил…

Посмотрел на потолок. Там ничего не было. Фелюги были проданы.

– Скажи дедушка, помнил Димитраки.

Капитана, который и сам как-то побывал в норе, он называл «дедушка».

Да, капитан таки побывал в норе. Он очень любезно обошелся со стариком, купил у него сразу весь запас палок (он их потом раздавал мальчишкам с берега, и мы любили угадывать, не «капитанская» ли это палка, когда попадался нам мальчишка без сапог и с тросточкой) и ободряюще похлопал Димитраки по плечу.

– Будь я еще на море, боцманом бы тебя поставил!

Увидав черепаху, он долго смеялся, подмигивал и говорил:

– Такая же! Ха-ха-ха!..

Но его веселье исчезло, когда он присмотрелся к «воловоко».

– Удивительно! – сказал он, нахмурясь. – Страшно напоминает «ки-о-ри-у»! Нет, как похоже! «Воловоко»? И слово-то такое… японское! Это у тебя откуда куст?

– Плёхой! – сказал Димитраки. – Давно росла… Не был меня – росла…

– Удивительно… – покачал головой капитан. – Странно… Э-э… вот оно что… Усики не те… Вы смотрите… Тут усик гладкий, а у меня с волосками… И ягода! У меня вдвое крупней. Откровенно говоря, разве по листьям можно узнать! Дело в ягоде.

Прошло с месяц, как мы жили на море. Жоржик заметно окреп, и, с разрешения капитана, мы по временам посвящали часок урокам. Это было необходимо, уверял меня капитан, чтобы постепенно приучать Жоржика к порядку.

– Занятия на него должны действовать благотворно. Постепенно, шаг за шагом, он войдет в колею. Привыкнет брать себя в руки. Не правда ли?

– Не рано ли?

– Что вы! Меня начали муштровать с пяти лет! А при его подвижности – чем раньше, тем лучше.

Я постарался придать занятиям форму бесед о виденном, что Жоржику очень нравилось. Книга обыкновенно отсутствовала. И далеко, бывало, уводили нас эти беседы.

– Давай, Жоржик, узнаем, сколько у Димитраки палок. В углу, у двери, пятнадцать, да у стенки, где полка, я насчитал восемь штук… Сколько же всего?

Следовал ответ.

– Ну а если бы Димитраки захотел сам сосчитать, на бумаге? Что бы он стал делать?

Жоржик охотно изображал, что стал бы делать Димитраки.

– Ну а теперь представим себе, что Димитраки узнаёт, что на острове Хиос отыскался какой-нибудь родственник и зовет его к себе этот родственник жить. Узнаёт из письма. Как ты думаешь, какое письмо мог написать ему этот родственник?

Вместе с Жоржиком мы начинали составлять письмо, и он с большой охотой – как он не любил писать! – старался красиво выводить буквы.

Должен сказать, что такие занятия пришлись по вкусу. Мы не уходили от жизни, как будто бы и не прерывались наши прогулки, но день за днем новые и новые сведения укладывались в маленькой головке Жоржика. А уроки географии! Тут уже не обходилось без путешествий по морям. Вытаскивалась карта, и мы с живейшим удовольствием разыскивали на ней и остров Хиос, и Каир, где жила мамочка, и наше побережье. Иногда за уроком Жоржик проявлял необычайную рассеянность. Как я убедился, это обыкновенно случалось в дни прихода почты. Он с нетерпением ожидал писем от мамочки. Тогда мы кончали урок и шли к морю.

Помню один грустный урок.

Мы только приготовились писать письмо Димитраки от дяди Миши. Будто Жоржик заставил капитана взять Димитраки садовником.

– Значит, начинаем: «Милый Димитраки!..»

– Забыл я, забыл… От мамочки письмо… Вот… – И вытащил из кармана открытку. – Только позвольте немного посмотреть, чу-уть-чуть… Смотрите, тут чернила расплылись… Мамочка плакала!..

Он поднял голову и посмотрел в окно, на море.

– Ну, Жоржик, будем работать…

– Почему она плакала? – задумчиво спросил Жоржик. – Ей скучно?.. Да, да… я знаю… С ней только тетя Варя…

– Напротив, – сказал я. – Мамочка чувствует себя хорошо и скоро вернется. Она уже писала об этом дяде Мише…

Жоржик покачал головой и продолжал смотреть в море.

Какими-то невидимыми путями сердце Жоржика чуяло то, что происходило на самом деле. Достаточно было капитану получить неутешительные известия, – он никогда не читал их Жоржику, – чтобы содержание их сейчас же передалось маленькому сердцу. Так и в этот раз. Я знал, что капитан получил тревожное письмо. Писала тетя Варя, что здоровье больной ухудшается с каждым днем.

Жоржик смотрел на открытку, разглядывая пятнышко.