«Я расскажу им про Тиру после Игр», – решила Климена.

И вдруг затылком почувствовала чей-то взгляд. Оглянулась.

Прямо над ними на своей террасе стоял Зеро. Даже с такого большого расстояния его ненависть прожигала насквозь. Правда, непонятно, кого: жрицу или Священного быка. Именно этот бык поддел Зеро на рога пятнадцать лет назад. Заметив взгляд жрицы, Зеро отвернулся и ушел в комнаты.

Климена знала: он никогда никого не прощает.

– Закрой окно! – поморщилась Арья, заслышав грохот тимпанов с улицы.

С отвращением глянула на безвкусные золотые фрески на стенах: бегущие на них воины были похожи на жирных мух. И улыбнулась лежащему рядом Менелаю. Микенец тут же вскочил, чтобы задвинуть ширмой провал окна. Приземист, ноги коротковаты, плечи слишком тяжелые. Совсем не похож на изящных атлетов-критян, с неслышным вздохом отметила Арья.

Зато неутомим. Сладко терзал ее почти до самого утра. Любовных умений, конечно, маловато. Но какой энтузиазм!

Еще бы! Месяц назад этот мужлан не мог и мечтать, что окажется в одной постели с дочерью царя. А теперь, похоже, сам метит в правители Крита. Наверное, и замуж ее позовет. Жена из семьи Миносов – отличная партия для такого чужака.

Размечтался, дурачок!

Арья оттолкнула упавшего на кровать Менелая – он снова с сопением попытался подгрести ее под себя. Язвительно фыркнула:

– Ты не на марафоне!

И тут же пропела ему в ухо:

– Как далеко твои корабли? Сатур сказал, они вышли.

– Твой братец болтун! – хохотнул Менелай. – Я нарочно его припугнул, чтобы он побыстрее добыл разрешение. Корабли выйдут позже.

– Почему? – промурлыкала Арья.

– Им нечего здесь делать в первый день Игр. Пусть придут в последний. Народец устанет от пьянства. Вот с похмелья мы их и уговорим.

– Мудро.

От похвалы Менелай самодовольно расплылся.

– Но зачем нам Сатур? Я сделаю все лучше его. Брата здесь держат за дурачка.

Менелай свернул улыбку.

– Но меня ты за дурачка не держишь? Зачем тебе мне помогать? Будет так: мужской бог правит на небе, царь-мужчина – на земле.

– Пусть правят! – серебристо засмеялась Арья. – Я сама не люблю женщин.

И щелкнула Менелая по носу.

– Ты же дашь мне что-нибудь небольшое в управление? Например, Фест.

Соседний дворец Фест славился добычей дорогих металлов, прекрасными золотыми украшениями, рудниками. Хороший дворец. Богатый.

– Кносс будет твоей резиденцией, а Фест – моей, – капризно протянула Арья. Она сама точно не знала, зачем ведет этот торг. Шансов, что у Менелая получится, почти нет. Но раз уж она все равно с ним переспала… Постель – лучший стол переговоров.

Менелай тоже понял, что их разговор все меньше напоминает щебетание любовников. Поэтому ответил серьезно:

– Хорошо. Я отдам тебе Фест. В обмен на вход в гавань наших кораблей.

Арья поднялась с лежанки – и у него захватило дух. Гордые узкие плечи, яблочная грудь, узенькая талия, тугие бедра, стройные ноги. И длиннющие густые волосы, змеями падающие до колен.

Менелай рванулся, сгреб ее в охапку, бросил на постель и вонзился в это совершенство со всей горячностью воина-захватчика. Никогда еще у него не было такой искусной любовницы. Но сейчас он взял ее грубо и быстро.

«Вот так же я должен овладеть и этим царством», – думал Менелай, тяжело дыша.

Если вы не видели Игры на Крите, вы не видели ничего. О! Нигде никогда не бывало таких пышных празднеств и безудержного веселья! Такого вкусного вина! Таких расставленных прямо на улицах огромных столов – с кучей перепелов на вертеле, кусками мяса диких оленей, запеченных целиком кабанчиков, горшочков с томленной в углях бараниной, горами только что выловленных раковин, россыпью фруктов. А сладости! Дети облепляли подносы с ними, как муравьи, и мгновенно растаскивали тающие во рту медовые шарики, слоеные булки, жаренные в патоке орехи.

На всех площадях выступали артисты: кривлялись клоуны в масках зверей, певцы и музыканты старались друг друга перепеть и переиграть, кружились в танцах девчонки всех цветов кожи: пантерно-гибкие африканки, похожие на бронзовые статуэтки египтянки, резво скачущие загорелые микенки… Молодежь шлялась от одного зрелища к другому с чашами в руках, и виночерпии на каждом углу подливали им темный эль, светлый мед или густое вино.

Дворец плясал, ел, пил, хохотал, незнакомые люди обнимались друг с другом на улицах, подпевали песням на чужих, незнакомых языках. И все друг друга любили. Ровно до того момента, пока не начнутся состязания.

Разноязыкая топла огненной лавой вкатывалась на загородный стадион в глубине кипарисовой рощи. И превращалась в огромного ревущего зверя. Здесь болели за своих, за талантливых чужих, в решающие минуты все зрители вскакивали, орали, свистели, становились частью переливающейся через трибуны сокрушительной волны, в которую сливались тысячи воплей. И если боги на самом деле пьют нектар людских эмоций, то у них сейчас был настоящий пир.

Только в царской ложе висело мрачное молчание.

К третьему дню Игр уже прошли состязания атлетов, бегунов, скачки на колесницах, метание дисков. Претендентов на главный приз Игр осталось двое: Сатур и Яр. Оба набрали одинаковое количество очков.

Сейчас все ждали главного боя на мечах.

Зрители на трибунах оживленно гудели, разбирая у юных наяд чаши с вином. Народ попроще, столпившийся у края арены, прихлебывал напитки из своих амфор.

В царскую ложу обычно набивалась знать: поближе к царю и Климене. Но сегодня Гупан чужих к Верховной жрице не пустил: только Мину и Радаманта.

Зеро сам к ним не пошел, уселся с Арьей рядом в ложе для членов совета.

И все нервничали. Исход битвы для каждого здесь значил слишком много.

Ученицы школы жриц уже бросили в жертвенный огонь благовония для богов. Мальчишки, облепившие деревья, принялись свистеть.

Но тут Пелопс, который вел все церемонии, поднял руку.

– Сейчас у нас будет небольшое показательное выступление. Юная жрица Мина приготовила вам сюрприз. Прошу!

Климена удивленно уставилась на сидящую рядом Мину. Та ей улыбнулась, шагнула вперед, к самому краю ложи, так что ее тоненькая фигурка в нежном бирюзовом платье стала всем видна. Подняла руку.

И вдруг над стадионом невесть откуда появилась огромная, бурлящая, как кипящая вода, стая стрижей. Мина взмахнула рукой: птицы выстроились ровным клином и пронеслись над трибунами. Еще раз махнула: стрижи ловко перевернулись в воздухе и теперь летели в другую сторону, образовав треугольник. Еще один взмах – стрижи разделились на две группы, каждая слилась в круг, потом эти круги соединились, как два кольца. И снова распались, превратившись в узкий прямоугольник, на котором вертикально стоит половина круга. Народ ахнул.