Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Закрыв глаза, Алька попыталась вспомнить, каким ощущается человеческое тело. Представила себе гладкую кожу, нормальные руки и ноги, ну и все остальное. Испугалась на миг, что память подводит, и что она почти не помнит, как чувствовала собственные ступни… А потом поймала ускользающее ощущение, сознание как будто раздвоилось — одна половина цеплялась за ощущение перьев, когтей, крыльев, другая несмело потянулась к человеческому облику. Ощущение было такое, словно натянули и резко отпустили резинку — и Альку будто вбросило в ее прежнее тело, которое она уже начала забывать.
— Ух, — только и прошептала она.
Что тут скажешь? Еще немного, и летать птичкой до конца дней своих… или до конца дней Магистра.
Потом она осторожно постучала в окно. Было видно, как замерла Эжени, как, озираясь по сторонам, подошла к окну и тихо приоткрыла его.
— Ты.
Смотрела на Альку так, словно увидела призрак.
— В доме чужих нет? — только и спросила Алька.
Эжени мотнула головой, еще раз окинула ее изучающим взглядом.
— Иди к черному ходу, сейчас открою.
Через несколько минут Алька уже сидела на кухне, по привычке слегка раскачиваясь на табурете, и жевала бутерброд с ветчиной. Поставив босые ступни на плетеный коврик, чувствовала себя почти божественно.
Эжени сидела за столом напротив, задумчиво наматывая локон на палец.
— Значит, ты была за Пеленой, — задумчиво.
Алька кивнула.
— Чего тебя туда понесло? Ниат Эльдор, когда понял, что ты сбежала, чуть дом по кирпичикам не разнес. Сам не свой был.
Алька поморщилась.
— Я думала, он поверил своей жене… бывшей жене.
— Вот дурочка ты, Алька. Да он эту грымзу белобрысую спустил с лестницы. Она потом еще через лужу перебиралась, а мы с Марго смотрели в окошко и смеялись. Потом, правда, стало не до смеха, хозяин бесился знатно. Потом собрался и куда-то уехал. Мы его с тех пор не видели.
— Я его видела, — Алька дожевала бутерброд, — он меня нашел… там. Представляешь? Он рискнул всем ради меня…
— Ну, вот видишь. А ты переживала. Думала, никому не нужна, — добродушно усмехнулась Эжени, — на вот, еще сыра поешь. А то рассыплешься костями. Так… а где он, ниат Эльдор?
Алька горестно покачала головой.
— Его схватил Магистр Надзора. Теперь мне надо его спасти.
— Ох ты ж…
Эжени заморгала. Наверное, у нее просто не было слов, чтобы описать свое отношение к происходящему. Но потом все же сформулировала основную свою мысль:
— Что ты сделаешь, Алька? Кто ты — и кто магистр Надзора?
— Я не знаю. Не знаю… Но должна, должна, понимаешь? Неужели ты думаешь, что я брошу его?
В глазах Эжени мягко светилось искреннее сочувствие. Она погладила Альку по руке.
— Ты его полюбила, да?
И, не дожидаясь ответа, спросила:
— Чем мы можем тебе помочь?
Алька пожала плечами.
— Да в общем-то ничем. Я сюда завернула только чтобы убедиться, что все в порядке, и что Магистр вам не навредил. Ну и одежду взять…
— То-то я смотрю, мудреные на тебе тряпки.
— Мне еще надо выяснить, как добраться до той школы, куда ниат Эльдор устроил Тиберика. Мне туда нужно. Думаю, директор, ниат Фирс, мне поможет.
— До Эрифреи далековато, если без портала, — Эжени поморщилась, механически разминая пальцами шарик теста, — дня три, если лошадьми.
— У меня столько нет времени. Я полечу.
— Ты даже не знаешь, в какую сторону…
Эжени вздохнула. Посмотрела на Альку с хитрым прищуром, затем сказала:
— Знаешь что, дорогая, сейчас ты все равно ничего не сделаешь. Давай-ка, иди в свою спальню и отдохни до рассвета. А там мы съездим в Роутон, купим тебе портал до Эрифреи. Ну, а там… уж не обессудь, дальше сама.
— Я не могу ждать. — Алька потерла глаза. Теперь, после бутерброда и сыра, да еще в тепле, глаза начали слипаться.
— А ты все равно не доберешься до Эрифреи раньше, чем сделаешь это при помощи артефакта. Ну, подумай-ка сама. И потом, утром можно спокойно осмотреться в кабинете ниата Эльдора, может, он где адрес школы оставлял… И отправиться порталом, одевшись в нормальное человеческое платье. Вот ты что, в таком виде собиралась в закрытую школу? Ну, в самом деле, Алайна…
Алька всхлипнула и уронила лицо в ладони.
— Ну что ты, что ты, лапонька, — Эжени запричитала над ней, обошла стол и обняла за плечи, — это самое лучшее, что ты можешь сейчас сделать для вас обоих…
— А если Магистр его убьет… и я не успею…
— Перестань, — Эжени шептала на ухо, гладя по растрепанным волосам, — этот старый сыч, Магистр… ничего он не сделает с нашим хозяином.
— Он вроде жив еще, медальон бьется, словно сердечко, — выдохнула Алька.
— Ну вот видишь, милая, жив еще. Если бы Магистр хотел его убить, то уже бы убил. А если ниат Эльдор еще не предстал перед Пастырем, значит, ты успеешь. Ну подумай сама, быстрее все равно не получится. Идем, дорогая, идем.
И Алька дала отвести себя в свою комнату.
Там все было по-прежнему, как будто и не улетала она за Пелену. Гладко застеленная кровать. Мамина вазочка на столе. Бронзовая плетенка с лайтерами, накрытая войлочным колпаком, отчего свет падал только кругом на пол, а спальня плавала в полумраке.
— Я твои перья потом собрала, — тихо призналась Эжени, — они ж тебе не нужны? Я из них брошку сделала на платье.
— Красиво получилось? — Алька невольно улыбнулась.
— Все просто обзавидовались.
— Если получится, я тебе еще натрясу, — пообещала она.
— А как это, с крыльями?
Алька пожала плечами, села на кровать. Напряжение схлынуло, уступало место усталости. И веки будто свинцом налитые. Она зевнула.
— Я не знаю, как объяснить. Не обижайся. Но это надо прочувствовать, только так поймешь…
— Ну, хорошо, хорошо. Давай, раздевайся и ложись. Я поднимаюсь рано, если что, разбужу.
Эжени решительно направилась к выходу, и Алька едва успела ее окликнуть.
— Эжени… Спасибо тебе. Спасибо.
Девушка уперла руки в боки и нарочито-сварливо ответила:
— Я очень рассчитываю, что буду приглашена на свадьбу, Алайна Ритц. Иначе я больше тебе не подружка, ясно?
* * *
Она проснулась, когда за окном только начало светать. И так странно было просто лежать спиной на простыне, и так здорово, что не путалась больше в собственных крыльях, что Алька вздохнула, улыбнулась и решила, что все обязательно сложится хорошо. Она несколько минут полежала в постели, накрыв ладонью медальон. Он продолжал пульсировать, как будто вторя биению сердца Мариуса. Алька смахнула невольно набежавшие слезы. Вот размазня. Тут надо действовать, а она раскисла…