Все стихии мироздания сплотились для охраны простого столичного строения. Помимо сформированных блокировок, пространственных ям и энергетических ловушек, Великий Энергетик рассмотрел большое количество живых охранников. Духи мира Воздуха проявлялись в окружении химер и лошадей с птичьими лапами, крыльями и клыками. С точки зрения физического человека, многое показалось бы уродством, но, приглядевшись, Корчагину показалось, что в целом отклонения от явного мира выглядели вполне гармонично.

Стихия огня была сформирована в виде дверей, лабиринтов, узких коридоров. Углубившись сознанием в коридор, Жига почувствовал пустыню, красное небо и уходящую ввысь башню. «Вот это ловушки», – пронеслось в голове бывшего детектива. Духи Мира Огня были нестабильны в своей визуализации. Одни как бы мерцали, а некоторые перетекали из одной формы в другую и наоборот, меняя формы, размер и одежду. В руках многих было оружие, идеально приспособленное для сражений в ограниченном пространстве: короткие мечи, маленькие арбалеты, стилеты. Моголинян догадался, что все представители Мира Огня имели очень хорошую реализацию тонкоматериальных действий в физический мир.

Большинство духов Мира Воды были одеты в серые однотипные бесформенные одежды. Они стояли, согнув спины и опустив глаза вниз, в позе молящихся. Но были и воины водной стихии. Выглядели они очень впечатляюще, напоминая былинных богатырей огромного роста, в остроконечных шлемах с большими двуручными мечами.

Мир Земли воспринимается, как некая геометрическая абстракция. Плоскости, висящие в пространстве, нагромождение геометрических фигур – преимущественно, шаров и пирамид.

Даже для сознания Энергетика, успевшего ко многому привыкнуть, духи Мира Земли выглядели непривычно. Они были похожи на пирамиды или на людей в капюшонах, у которых отсутствуют плечи. Под капюшоном не было лица – просто зияющая пустота. Воевать они точно не собирались. Скорее всего, их функция была надзорная. Они следили за ходом Кона и соблюдением законов и договоренностей. Кроме этого, Капюшоны управляли информационными каналами и связывали тонкий мир с физической реальностью.

Волкодлак ликовал. Несмотря на присутствие в нём изначальных сил тьмы, отношение к нему, скорее всего, было уважительное. Мир квартиры светился ярким светом. Это было одно из немногих мест, не загаженных порождениями тонкоматериальных паразитов.

Дважды Глеб прошёл хитроумные лабиринты, миновал что-то вроде пропускных пунктов. Оба раза его брало искушение похлопать мысленной рукой по плечам могучих стражей Пещеры или подёргать тонкие светящиеся нити энергетических ловушек. Оба раза он отказывал себе в этом и неслышно скользил дальше. Еще он думал о том, что всякого рода «волшебники» тоже иногда попадают впросак, совсем как обычные люди. Если Корчагин вообще что-нибудь понимал, создатели такой крепости могли бы по щепочке растащить любые оплоты Зла, разорвать любые оковы Тьмы и сковать руки всякой «нежити» и «нелюдям». «Хотя стоп, – остановил сам себя моголинян, – Хран предупреждал насчёт Добра и Зла. Я тоже пока ничего доброго людям не успел сделать. Хорошо, что хоть всё это мне представляется красивым, а не страшным».

Всю следующую неделю Корчагин не выходил из Пещеры. Если, конечно, не считать редких отлучек на кухню для подкрепления физической оболочки. Сергей Харитонович утром уходил в университет, а вечером погружался с головой в ноутбук за написанием очередного научного труда. Они заранее договорились не обсуждать и не спорить ни по одному принципиальному вопросу.

– В споре вообще никогда никакой истины родиться не может, – говорил профессор, – в споре можно всего лишь прийти к согласию между двумя спорщиками. А что это даёт одному и второму? Да ничего! Энергию просто друг у друга вытягивают…

Великий Энергетик не просто читал, он отнимал у книг ушедшие, давно позабытые тайны. Трижды за день он добрым словом вспоминал родителей и мать Дугини – бабку Анастасию Святозаровну, вложивших в него языки древности и грамоту иности. Помогало то, что многие работы содержали глоссы, краткие пояснения к трудным словам или фразам. Как правило, их писали на полях рукописи, хотя иногда они вносились и между строк, превращаясь в диглотту. Находились даже целые схолии, заметки толковательного характера. Когда схолии истолковывали целый текст, они напоминали комментарии. Произведения древних церковных авторов почти всегда содержали катены, являющие собой последовательность нескольких комментариев.

Предметом особого любопытства и внутренних улыбок служили ономастиконы. Это лексикографические вспомогательные средства, призванные пояснить значение и происхождение имен собственных. Однако объяснения ономастиконов почти всегда носили произвольный характер и тяготели к игре слов, которая порой выглядела очень смешно.

Спустя неделю, объём критической информации в морфологическом поле Энергетика, видимо, достиг принципиально нового уровня. А может, просто «дедушки» на небесах решили, что «ему» уже можно! Проснувшись очередным утром, Глеб заметил разноцветные лучи, пересекающие всю комнату. Источником служили три книги, разбросанные по противоположным углам комнаты. Когда Глеб приблизился к одной из них, его тело окутал тяжёлый страх. Причина была непонятна, но как только Жига осознал это чувство, почувствовал себя в нём, страх немедленно исчез.

Излучение книг струилось на тонком плане. Физическим глазам реальность рисовала совсем другую картинку. Выступающие края листов от повреждений защищал кожаный переплет, выступавший над обрезом книги, а узлы толстых ниток, сшивающих тетради прятались за валиками на кожаном корешке. Для защиты переплета от царапин на нем когда-то укрепили медные бляшки – жуковины. Такая окованная медью книга напоминала скорее сундук. Сходство дополняли застежки, на которые запиралась книга. «Без застежек такая книга обязательно покоробилась бы», – размышлял Глеб. – Интересно кто делал эту книгу? Конечно не один человек, а шестеро или семеро. Один, наверное, выделывал кожу, другой полировал ее пемзой, третий писал текст, четвертый рисовал картинки, пятый делал переплет, шестой переплетал. Но бывало и так, что один или два мастера превращали телячью шкуру в красиво переписанную и раскрашенную рукопись. Не укрылся от глаз и стальной кружок, за который в одной из несуществующих ныне библиотек книгу приковывали железной цепочкой к столу.

Каждую страницу разделяла деревянная палочка. Лишь потом моголинян понял, для чего они были нужны. Сейчас интуиция подсказывала, что листать книгу следует, не дотрагиваясь до страниц. Волхвы скрыли за написанным текстом образы, которые и являлись тем, что необходимо было сохранить в потоке лет. Любой человек мог навредить изначальным образам, поэтому листы не следовало трогать руками, только специальными межстраничными деревянными закладками.

Открывшееся у Глеба парадоксальное мышление дало возможность мыслить символами на уровне подсознания. Знания стали приходить напрямую от первоисточника, а книга служила всего лишь проводником или ключом к источнику этой информации. Слова, написанные в книге, являлись лишь верхушкой пирамиды, первым классом в десятилетней школе обучения. Суть скрывали образы. Вдруг, как на экране монитора, возник греческий воин, грабящий Сурожские храмы и наткнувшийся на библиотеку. Что-то заставило молодого супостата швырнуть книгу в угол с вёдрами и мётлами, что и спасло бесценное творение.