Я жду, пока прилив спадет и бабушка Джой вволю наплавается, чтобы потом пойти со мной исследовать приливные заводи. Это лето после моего второго класса, и я только-только начала влюбляться в океан. Сижу в мокром купальнике под пляжным зонтиком в желтую полоску на Ла-Холья-Шорз, на коленях сэндвичем с тунцом и солеными огурчиками. Гадаю, купит ли мне потом дедушка Боб рожок с мороженым. Мятное с шоколадными кусочками или сливочное с пеканом.

Но приливные заводи волнуют меня сильнее. Там будут раковины мидий и морских уточек, за которыми можно наблюдать, там будут щетинистые плоские фиолетовые морские ежи и мягкие зеленые морские анемоны. Вчера в камнях прятался даже крохотный бурый детеныш двупятнистого калифорнийского осьминога, и я надеялась, что он по-прежнему там.

Волны передо мной медленно вырастают и заворачиваются барашками, прежде чем нахлынуть на берег, цвет воды меняется с голубого на зеленый, а потом белеет. Я чую запахи солнцезащитного крема, водорослей и рыбного тузлука от тунца. Пальцы ног немеют – еще не отошли от холодной тихоокеанской воды, – и я зарываюсь ими в горячий от солнца песок, откусывая еще кусок сэндвича. Смахивая с ресниц соленую воду, я едва различаю бабушку по другую сторону барашков – ее руки арками взлетают из воды, ступни выбивают фонтанчики. Она проплывает вдоль пляжа по всей длине, туда-сюда, снова и снова. Наконец она разворачивается и ловит волну на самом пике. Скользит всем телом в пене до самого берега, голова в белой купальной шапочке опущена, руки устремлены вперед – как у супергероя.

В тот миг, когда она достигает песка и вырастает из прибоя, ее тело слегка накреняется на одну сторону, и снова становится заметна хромота на левую ступню, искривленную в детстве полиомиелитом. Это зрелище напоминает мне Русалочку Ганса Христиана Андерсена, которой каждый шаг по земле причинял мучительную боль. Бабушка выпутывается из ламинарий, потом хромает по берегу ко мне, и я думаю о том, насколько все иначе в воде. Бабушка вообще всегда уверена и компетентна, но в океане, когда ее поддерживает соль, она становится сильной и грациозной, проворной и свободной. Бесконечность Тихого океана раскрывается за ее спиной, и возможности кажутся беспредельными.

Другие случаи, упомянутые в этом исследовании, также имели аналогичные клинические проявления, указывающие на отравление ядом хиродропуса. Одним из таких случаев был фатальный ожог, полученный немецкой туристкой 6 октября 2015 года. Все пораженные страдали от чудовищной боли после ожога и демонстрировали системные реакции, в том числе затрудненное дыхание и очень высокую скорость сердцебиения. Тайкруэа и др. (2015 г.) провели расследование и выяснили, что семь из восьми случаев оказались смертельными, и у всех пострадавших на теле были отметины от щупалец.

Когда я стояла там, на этой скользкой мощеной улочке в морозный день в Копривштице, ко мне наконец-то пришло чувство, что пляж острова Пханган действительно в семи тысячах миль от меня. Пусть хотя бы на миг-другой.

Я привыкла к ощущению, что Таиланд поджидает меня за каждым углом, и все надеялась, что спустя четыре месяца и десять стран, возможно, отойду от него хоть немного дальше. Но расстояния бывают обманчивы. Мой собственный путь через скорбь никогда не следовал по аккуратной восходящей траектории, выписанной в сценариях голливудского кино. Может быть, двигаясь не по прямой, я в конечном счете истоптала больше земли. Может быть, заразительному смеху Полины понадобилось время, чтобы нагнать меня.

Тот окольный путь, в который я пустилась после отъезда с Пхангана, определенно был длиннее и труднее, чем я могла себе представить. Все действительно стало иным, и бывали моменты, когда каждый шаг воистину казался мукой мученической. Но были также и мгновения доброты и красоты, которых я никак не могла предвидеть. Были моменты, когда все казалось абсурдом, и моменты, которые я не смогу как следует понять еще много-много лет.

Вручив рюкзак Шона водителю на Пхангане, я одна улетела в Бангкок. Отец Шона, Кит, забронировал для меня номер в четырехзвездочном отеле возле аэропорта и австралийского посольства. Консул был откровенен и преисполнен сочувствия. Поскольку я не была членом семьи, я не могла ничего сделать, чтобы предотвратить вскрытие.

В ту ночь в белой кондиционированной гостиничной ванной комнате я потеряла ребенка Шона. Это было больно, ужасно и долго. Я не делала тест на беременность, но всегда полагала, что это будет мальчик. Спустя тринадцать лет я по-прежнему обращаю внимание на детей того же возраста – и думаю о нем.

Брат и дядя Шона прибыли в Бангкок на следующий день. Мы поехали взглянуть на его тело, обнаженное и холодное. Разрез в форме буквы игрек, проведенный посредине грудины и вниз по всему животу, был снова зашит, вдоль линии на черепе были глубоко вбиты скобки. Голубизна его глаз уже потускнела, зрачки затуманились. Мы вылетели из Таиланда на следующий день после этого и вместе повезли его гроб домой.

А из Болгарии полетела во Франкфурт. В Германии все было таким большим, чистеньким и современным, все были такие радостные, чистенькие и богатые! Все говорили по-английски; я перестала даже спрашивать. Магазины принимали кредитные карты, имелись простыни по размеру и лифты. За время, проведенное в Восточной Европе, ее виды, запахи и звуки стали для меня странно привычными. Я устала от холода, любопытных взглядов и трудностей, но там все было неподдельным и реальным. А идеально упорядоченный, безупречный мир Германии стал спусковым крючком самого ошеломительного культурного шока в моей жизни.

В хостеле «Франкфурт» я спросила у одной австрийки, где я могу узнать о поездах, едущих в аэропорт. Она нахмурилась и посмотрела на меня искоса:

– Едешь на вокзал и смотришь расписание.

– Но ведь там наверняка нет расписания на английском?

– Конечно, есть. Все очень просто.

– И расписание действительное? Не десятилетней давности и только на лето?

– Нет, конечно! Все расписания обновленные, по сезону и соответствуют реальному времени. Все просто.

– И они правда на английском?

Я не могла в это поверить. Не может быть, чтобы все было так просто, думала я. Без каких-нибудь сложностей наверняка не обошлось.

Но никаких сложностей так и не обнаружилось, и вскоре я улетела на неделю на Мальту. Заказывая билеты туда, я по глупости своей думала, что буду готова снова влюбиться в океан. Куда бы я ни повернулась, везде была видна вода, и на закате от парочек на набережной было не протолкнуться. Гавани вокруг Слимы и Сан-Джильяна были полны луццу – традиционных длинных узких деревянных рыбацких лодок, раскрашенных в яркие красные, желтые, зеленые и голубые оттенки; и на каждом носу по паре стилизованных глаз, чья задача – защищать рыбаков от моря.