Я не Кощей, чтобы чахнуть над златом. Имея запасы золота, можно спокойно оплачивать прибытие новоселов, строить города, торговать со всем миром. Ну хотя бы с самым ближним миром. Хотя бы за Ивовый палисад вырваться. А там, глядишь, и подальше проберемся. Вот туда я и собирался организовать поход.

Для похода мне и нужны были верные и не болтливые казаки, рудознатец и проводник. Казаки были нужны для охраны и сбора самородков. Всё же места хоть и освоенные, но небезопасные. Рудознатец нужен потому, что сам я по золоту совсем не спец: пройду мимо самородка, еще и сапогом пну завалящий камешек. А проводник нужен, чтобы провести.

Проводника я решил взять в Албазине, а вот остальная экспедиция пойдет из Хабаровска. Идея поискать золото всем очень пришлась по вкусу. Договорились, что завтра же начнут готовить судно, припасы, найдут людей. А там, как будем готовы, так и пойдем.

Уже через пять дней мы отправились вверх по Амуру. Со мной шли казаки из тех, с кем когда-то начинали в Усть-Куте. На сегодня это уже была элита моих бойцов. Шли ходко и через две недели были уже в Албазине. Там среди тунгусов, что жили в русских деревнях, нашли вожжа – проводника. С ним и отправились.

Вышли утром, а к обеду уже пристали к месту, где, как мне казалось, должны попадаться самородки. Разбили лагерь. Пока большая часть казаков строила засеку, ставила шалаши, готовила обед, я с рудознатцем и десятком казаков отправился на поиски. Около часа бродили без толку. У меня уже холодок начинал забираться в грудину.

Но не всё так плохо, как хотелось бы. Первый самородок нашел рудознатец. Оглядел его, всем другим показал. Потом дело пошло веселее. До вечера набрали, на первый взгляд, килограмма полтора золота.

Собирали еще неделю. Теперь уже десяток оставался в лагере, остальные шли «по грибы». «Грибы», в смысле самородки, попадались всё чаще. В какой-то момент я решил, что для первого раза довольно. Потом могут быть проблемы с тем, чтобы добраться до дому, всё же лето шло к концу.

Вышло очень даже прилично. Весов у меня с собой не было, но вприкидку, думаю, килограммов двадцать мы набрали. Понятно, что это не разработка, а хищничество чистой воды. Потом так легко эти килограммы нам доставаться не будут. Но отказаться от такого куша было выше моих сил. Если я ничего не напутал с ценами, то даже если просто продать это золото в казну, я получу не меньше ста тысяч серебряных рублей. Только в казну мы пока ничего продавать не будем: получить медные деньги вместо серебряных мне неинтересно. А вот с Китаем, то есть с Богдойским царством, мы вполне поторгуем. С такими самыми приятными мыслями плыли мы обратно. Доплыли даже быстрее.

Всего-то не было нас месяц, но совершенно стабильная ситуация, которая была на начало экспедиции, теперь поменялась радикально. Говорят, что на детях гениев природа отдыхает. Не знаю, был ли Шархода гением, но на его сыне матушка-природа точно отдохнула.

Старый князь умер, а его место занял сын. Этот урод заявил, что никаких договоренностей у него с русскими нет. Попытался ограбить караван. Пришлось уходить по-английски, быстрым бегом. Ну, в смысле бежать на всех парусах. В перестрелке погибли трое наших. Пропала часть мешков с мукой. Словом, опять двадцать пять. Сейчас, по сведениям наших людей, в Нингуте празднуют «победу над лоча», формируют «сорок рот новых маньчжуров», то есть дючеров, чтобы идти на нас войной.

Сказать, что я был зол, – ничего не сказать. Я был в ярости. Этот щенок левой пяткой разрушил с таким трудом построенный контакт. И он за это заплатит. Едва узнав про все эти радости, я собрал соратников. Постановили: поход!

В поход пошли шесть сотен человек на четырнадцати стругах. На каждом стояла небольшая пушка, а на двух больших судах установили целых шесть малых пушек. Загрузили и двенадцать больших пушек, полные запасы пороха, пуль, ядер, гранат. Пять «гатлингов» были готовы в любой момент начать свою песню. Категорически не люблю, когда рушатся мои планы. По пути на Сунгари какие-то уроды попытались обстрелять нас из местных пушечек. Правда, после одного выстрела из «единорога» разбежались, оставив нам свои уродливые поделки.

На третий день мы вошли в приток Сунгари Муданьцзян. На входе нас опять попробовали задержать: толпа человек в пятьсот, спрятавшись за глинобитной стеной, палила по стругам из пищалей времен царя Гороха. Даже те пули, что долетали до кораблей через не особенно широкую реку, отскакивали от кирас и шлемов. Тем не менее я распорядился пристрелять бортовые пушки. Залпа восьми малых пушек хватило, чтобы разбить стену, ранив некоторое количество стрелков. Выстрел из большой пушки картечным ядром, хоть и был неточным (попробуй точно выстрелить при корабельной качке), окончательно убедил маньчжуров, или кто там был, что лучше бежать.

Едва показались стены Нингуты, выстроенные из обожженной глины, как суда пристали к берегу. Крепостные ворота были закрыты, на стенах обильно присутствовал народ, что-то крича и показывая руками в нашу сторону, но каких-либо препятствий для высадки нам чинить не стали. И умнички.

Мы успели выстроить четыре линии по сотне бойцов в каждой, вооружились щитами, приготовили артиллерию, пулеметы и не торопясь двинулись к крепости. Точнее, к посаду вокруг нее. В посад входить не стали. Просто остановились шагах в ста от него и шагах в пятистах от крепостной стены, напротив ворот. Расстояние замечательное. По идее, если бы речь шла о хорошей книжке про рыцарей, я должен был бы начать долгие переговоры, воззвать к чести и совести. Но мне не хотелось. Как, впрочем, и всем нашим. Просто зарядили наши недофугасные снаряды и долбанули из них по воротам.

Хорошо долбанули. Ворота не слетели, но покорежило их изрядно. Впрочем, после третьего залпа они повисли на остатках петель. Тогда мы стали рушить башни и стены, тоже выходило неплохо. Несколько зажигательных ядер залетело за стены, там начался пожар.

В самый разгар веселья остатки ворот распахнулись, и на нас повалила толпа всадников. Надо отдать должное маньчжурам: всадники были в хорошей броне. Передние уже опустили изрядные копья, задние ряды выпускали стрелы. Словом, красиво, но неприятно.

Потому в первую линию выставили «гатлинги» и… началось избиение. Пулеметы просто выносили целые ряды конных. Пушечная пальба добавляла веселья. Да и пищали тоже вполне себе попадали в цель, хоть и не всегда. На то, чтобы остановить конную лаву, ушло минут пять. Остатки выплеснувшихся за ворота конных сотен стремительно убрались восвояси.

Мы между тем продолжили увлекательное занятие – уничтожение стен Нингуты. Минут через двадцать, когда от части стены, примыкающей к воротам, остались нежное воспоминание и куча осколков, мы решили сделать перерыв. В этот момент из города в нашем направлении робко вышли три пожилых мужика в темной одежде. Наши парни, разгоряченные стрельбой и недавней схваткой, собирались в них пальнуть, но я решил выслушать.

Парламентеры приблизились к нашему переднему краю, боязливо обходя трупы и еще бьющихся в агонии лошадей. Я вышел вперед.

– Кто вы такие? – обратился я к ним на языке дючеров. Хоть немного, да научился за эти годы.