– Не очень. Там своих хватает. А корабли у нас малые, защита на них слабая.

– Худо. Нужно мне, чтобы пошел корабль к иноземцам. Нужны мне будут от них не товары, а люди.

Добрые ткачи, рудознатцы, стеклодувы. Пусть их немного будет, только чтобы дело свое знали. Если такие есть в русских землях, только лучше. И нужны они мне чем раньше, тем лучше. Чем соблазнить, тебе лучше знать. Оплата будет нестыдная. А выучат наших своим премудростям, так домой в золотых подштанниках поедут. Сможешь? А из Руси мне пашенные люди нужны, мастеровые. Тут я за перевоз заплачу.

– Хитрое дело, – стал тянуть Артемий.

– Артемий, не мути. Если не справишься, так и говори. Если боишься, что ты или отец без выгоды останетесь, то не бойся. За каждого доброго работника заплачу, как за иноземную диковинку, как за цветочек аленький, краше которого нет на белом свете.

– Что за цветочек такой?

– Есть такой, люди говорят. Ты не путай. Берешься?

– Берусь. Только сам не поеду. У отца на то доверенный человек есть. К нему поеду, потом скажу, во что это встало, сколько нужно накинуть. Пойдет?

– Пойдет, – усмехнулся я. Только вы уж со своих три шкуры не дерите.

– Когда ж мы такое делали? Всё по чести, по совести, – уверил Артемий.

На том и распрощались.

За Артемием позвал Клима. Тут тоже накопились дела. Но Клим прислал гонца с сообщением, что сильно занят в мастерских.

Если гора не идет к Магомеду, то у Магомеда просто не остается другого выхода. Пошел в мастерские. Клим с Петром делали капсюль. Идея унитарного патрона, некогда пророненная мной как, к сожалению, нереализуемая, не давала им покоя.

Оторвал мечтателей. Мечты мечтами, а состояние дел с вооружением войска нужно знать. Здесь тоже было всё нормально. Имелось уже десяток «гатлингов», сорок шесть пушек. Число мушкетов было за две тысячи, все с ударными замками. Правда, пока все гладкоствольные. Без усовершенствования казенной части, без унитарного патрона замучаешься заряжать винтовку. Дальность стрельбы и точность, конечно, возрастут, но скорострельность упадет во много раз. Я так не играю.

Пожелал моим Кулибиным успехов в их нелегком труде и собрался уходить. Тут и вспомнил главную мысль. Ту, что сидела у меня уж давненько, но, похоже, назрела. Мысль про собственное золотишко.

– Нет ли, – спрашиваю, – среди работников знатока руд?

Рудознатца не нашлось, но соображающий в этом деле кузнец обнаружился. Попросил прислать мне его. Затем и откланялся.

Пошел пока не домой. Хорошо бы, но рано. Еще нужно к Макару заглянуть. Во-первых, узнать, всё ли ладно с вооруженными силами. Во-вторых, для той же идеи про золотишко нужно было иметь где-то полсотни охочих, верных, но не болтучих людей.

Дома того тоже не было – дела. Ничего, мы не гордые. По словам супруги, Макар должен был быть за городом со своими бойцами. Прошелся по городу. Место для воинских упражнений было где-то в районе современной площади Ленина. В XXI веке – самый центр города, а пока далекие выселки.

Выселки, конечно, далекие, но дошел минут за пятнадцать. Невелик город. Какое-то время полюбовался на то, как учатся бойцы отражать конные и пешие атаки, драться в окружении, наступать. Эх, не наигрался я в детстве в солдатиков. Потом отозвал друга. Хотел было прямо там ему просьбу выложить, но решил, что лучше всё же это дело обмозговать. Договорились, что тот вечером заглянет ко мне. На том и распрощались.

Дел у меня на сегодня больше не было. То есть придумать-то можно, только зачем? Вот и решил плюнуть на всё и пойти домой. Думаю, правильно решил. Тем более что приличные люди того времени, если не случалось какого дела, в это время уже, давно отобедав, сладко почивали. Кто сказал, что сиесту испанцы придумали? Это же душевно – привалиться днем на печь, поспать. Да хоть просто поваляться, помечтать. Если бы суетился поменьше, тоже приобрел бы эту полезную привычку. А так просто домой пойду.

Шел опять через слободу. Вполне себе приличная слобода вышла. И стеной ее обнесли. Не такой, как крепость, но тоже с налету не возьмешь. А за стеной дома вольно стоят. Богатые дома, крепкие. Смотришь – глаз радуется. Ставенки резные, на крыше коньки тоже резьбой красивой покрыты. И крыши – конечно, не черепичные, но и не трава на хижине. На досках слой земли для тепла. Всё аккуратно: для себя строили. При домах огороды, всякие строения хозяйственные. Заборы есть, куда ж без них, но невысокие: воровать здесь не принято.

У забора девчонки малые с какой-то зверюшкой играли. Подошел, угостил пряниками. Смотрю, а зверюшка-то – соболь. Спросил: откуда? Оказалось, белобрысая дама была дочерью охотника Никодима. Он ей и принес. Зверюшка жила и благоденствовала. На волю не рвалась. Ночами убегала, но днем к миске с молоком возвращалась.

Почему-то это дело меня зацепило. Кто сказал, что на соболя обязательно охотиться нужно? А чем ферма плоха? Пока оставлю зарубку. В крепости, где стоял мой дом, дома моих ближних людей, церковь, склады, амбары и прочая благость было и совсем хорошо. До дома дошел в чудесном настроении. Дом – это счастье. Не знаю, какой мудрец это сказал, но сказал верно.

Вечером собрались друзья. Собственно, ждал я только Макара, но с ним пришли Трофим и Клим. Тоже хорошо. Люда немного расстроилась. Если приходил один гость, его усаживали за семейный стол.

А значит, она тоже за столом. А когда гостей много – увы.

Всё же она умница. Просто сказала, что с Андрюшкой много дел. На стол накрывала кухарка. Ну как кухарка. Добрая баба Меланья, что однажды пришла в дом, когда погиб ее муж, да и осталась здесь, прижилась. Поскольку баба была еще не старой, порой появлялись у нее гости. Я не возражал. Боялся только, что выйдет замуж и уйдет. Умелую кухарку же потом враз не найдешь. Но пока всё обходилось мирно. Видимо, ее тоже такая жизнь устраивала. С Людкой они не то чтобы дружили, но приятельствовали.

Стол не пустовал. Всё что положено. Копченое и соленое мясо, рыба, каша, пироги, трава всякая местная, ягоды, капуста квашеная. Ну и немного хлебного вина, лишним не будет. Сели, выпили, закусили. Тут я свою идею и рассказал. То есть рассказал придуманную мной байку. Дескать, приснился мне сон. А в том сне мужик, весь такой светящийся, рассказал тайну. Вот ее и передаю.

А дело было такое. Серебро и золото мы пока получали от пошлин и торговли. Хватало. Но запас же карман не тянет. Тут и вспомнил я про месторождения золота, что были на Амуре и на Зее. На Зее пока не прокатывало: месторождение с самородным золотом (а другое мы пока не разработаем) было километрах в семистах от Благовещенска. В тех местах ни острогов, ни деревень не было. Идти туда – дело опасное. Потом, конечно, сходим. Но пока есть вариант вкуснее.

В верстах пятидесяти от Албазина по Амуру есть речка Джалинда. Тунгусы ее знают. Охотятся там, рыбу ловят. Так вот, километрах в пяти вверх по этой речке в XIX веке находили именно выходы самородков, а в самой реке едва ли не до начала ХХ века мыли золотой песок. Сколько мы возьмем сверху – пуд, два или больше – этого я не знал. Но то, что золото там есть, знал точно. А пуд золота – это около пяти тысяч золотых рублей или пятьдесят тысяч серебряных. Это уже не просто деньги, а огромное богатство.