— Почему?

— Потому что мне надоело жрать дерьмо. Прятать, скрывать, подавлять, утаивать, терпеть. Пытаться быть тем, кем я не являюсь. Так не достичь внутренней свободы и согласия с самим собой. Хоть в этом проклятый Рамнагор был прав.

— Но ты же в обществе.

— Плевать мне на общество. Жизнь в обществе — это все равно что сплав по реке с чересчур прихотливыми поворотами. Сегодня можно, завтра нельзя, послезавтра тебя осуждают, обрекая на смерть. И всеми силами стараются убедить тебя в том, что белое — это черное, правда — это ложь, а свобода — это рабство. Ты бы повелся. Я — нет.

Прохаживаясь вдоль стеллажей и размышляя над словами игва, я улыбнулся.

Кажется, я начал его понимать. Его стремление следовать собственному курсу, вопреки общепринятым нормам. Более того, наверное, каждый из нас в глубине души хотел бы вести себя также. Грубый, злой, хамоватый, язвительный, эксплозивный, но при этом чертовски искренний и знающий чего хочет. Гундахар ничего в себе не утаивал и не откладывал гнев на потом. Молниеносно взрывался и всегда прямо реагировал на внешние раздражители, абсолютно не стесняясь указать на причину его гнева, как и отплатить обидчику той же монетой. Что в конечном итоге наделяло его колоссальной степенью той самой свободы.

Разумеется, с такими непросто. А иногда и вовсе невыносимо. Но при этом вполне безопасно, ибо как показывает практика, самые подлые люди — это как раз-таки благовоспитанные тихони с рыбьими глазами, что подавляют агрессию и мило улыбаются оппоненту, дабы затем воткнуть отравленный кинжал тому в спину.

Нет. Генерал не такой. И перебирая в уме все наши диалоги, я почему-то только сейчас обратил внимание на то, что за время нашего совместного путешествия рыцарь смерти еще ни разу нам не соврал. Вот серьезно. Что бы вокруг не происходило, игв всегда оставался предельно честным от начала и до конца. С самого первого дня как мы встретились.

— Гер, а ты не помнишь, Гундахар врал нам хоть раз? Пусть даже в мелочах? — шепнул другу я.

Танк задумался.

— Честно говоря, нет. По крайней мере, ничего в голову мне не приходит.

— Вот и мне.

— А ты это к чему?

— Да так. Мысли вслух.

— Что ж, ясно. Я, конечно, не совсем понимаю, как это связано с вопросом о паладине, но допустим — продолжил Мозес.

— Так пораскинь мозгами, кретин. Иначе так и останешься монахом на побегушках. Сегодня ты сцеживаешь с себя зелье Доса добровольно и слушаешь слова благодарности. Завтра это станет обязанностью и появится план выполнения. А уже послезавтра тебя закуют в цепи и превратят в дойную корову. Будешь жрать, спать, срать и без конца совать руку в Конденсатор Истока. До тех пор, пока не психанешь и не устроишь себе «выжженное поле».

— Не закуют.

— Уверен?

— А что плохого в служении людям?

— Ничего. За исключением того, что это бесполезно. Половина из тех, кому служил Альтир Светозар, перешла на сторону Отступника. Другая половина, одержав победу, втянула мир в эпоху Восстания Титанов. Куда более кровопролитную войну, затянувшуюся на сотни лет. А что в итоге? Жнецы, правление Пантеона, бесчисленное множество уничтоженных цивилизаций, ошибки Системы и риск нового планетарного разлома, который, можешь не сомневаться, непременно случится. Ничего не меняется, жирдяй. История циклична. Посади меня еще на три тысячи лет за решетку, а затем выпусти на свободу — в мире будет происходить то же самое.

— Тогда какой в этом смысл?

— А кто сказал, что он есть? Ты пришел в этот мир один. Один его и покинешь. Ты сам наделяешь жизнь смыслом, а не кто-то другой. Хочешь потратить её на спасение неблагодарных ублюдков — дело твоё.

— Господа, я бы с удовольствием принял участие в ваших философских дискуссиях на тему тщетности бытия и бесконечному хождению по треугольнику Карпмана, однако позвольте вернуть вас обратно в действительность — отозвался Глас — И поскольку мы добрались до главного зала, то предлагаю активировать режим алчного хомячка и внимательно просканировать каждый сантиметр лаборатории на предмет чего-нибудь дорогого и редкого.

— Идея неплохая, вот только это не главный зал, тупица. Главный зал там.

Игв махнул в сторону практически полностью сокрытой за заставленными стеллажами двери, после чего подошел к телу Смотрителя и трижды повернул его голову вокруг своей оси.

Хрусть!

Голова нага отделилась от тела.

— Гундахар, ну ради всего святого, оставь ты его в покое — поморщился Герман, наблюдая за тем, как из огрызка шеи начала медленно растекаться кровавая лужа — Он ведь и так уже дохлый. Зачем издеваться?

— В смысле издеваться? Там на двери специальный замок. Причем с прошлого обновления. Из тех, что сканируют сетчатку глаза.

— Так у Эо же есть ключ.

— Проклятье… да когда же ты, наконец, поумнеешь? У Вайоми ключ доступа в лабораторию. А вход в главный зал и хранилище с зельями доступен лишь Смотрителю и братьям Та-Брис. Ты видишь здесь Тагаса или Пасифа?

— Нет.

— Это был риторический вопрос, болван. На который не обязательно отвечать. Поэтому заткнись и убери стеллажи. Только не разбирай их и не пытайся сломать, а просто сдвинь в сторону. Там вмонтированы в пол специальные рельсы.

— Вижу, не слепой.

— Кто ж тебя знает? Раз ты «право» от «лево» отличить не можешь.

***

Главный зал встретил нас чудовищной затхлостью и едким запахом чего-то химического, словно конкретно это помещение пробыло законсервированным десятки лет.

Длинные заставленные тысячами цветных мензурок стеллажи, вместительные камеры с мутными и оцарапанными изнутри стеклами, баки для химических реагентов, реактивов, ящики с ингредиентами и безумное нагромождение алхимического оборудования, что, поблескивая в темноте, напоминало мне пыточные инструменты.

Это были не привычные глазу электронные микроскопы, центрифуги и ультразвуковые ванны, аккуратно расставленные внутри стерильного помещения, а нечто выполненное в духе Викторианской эпохи. Тяжелое, громоздкое, грациозное. Отливающее медью и хромом. Такое, что переживет не одну сотню лет, прежде чем окончательно сломается.

Я шагнул за порог и прислушался к внутренним ощущениям.

Мрачно, таинственно, тревожно.

Тревожно потому, что именно в этом месте творилась настоящая алхимия и проводились самые опасные эксперименты, способные угробить не только весь персонал лаборатории, но и половину жителей Табриса в придачу.

Честно говоря, я бы и вовсе побоялся сюда заходить, если бы не следы Смотрителя на пыльном полу, что тянулись от входной двери к дальнему концу зала. Видимо, он сюда заходил. Причем сегодня. Взял те мощнейшие зелья защиты и быстро вернулся обратно, от чего гигантское помещение так и не успело нормально проветриться.