– До ветру схожу. Я недалеко, сейчас вернусь.

– Кричи, если что!

Почему его тянет именно в эту сторону, Сеслав не знал. Просто чувствовал, что именно туда надо сейчас обязательно пойти. Вскоре мерцающий костер остался далеко позади, и вокруг княжича сомкнулась темнота. Ненадолго. Потому что вдруг и деревья вокруг, и траву под ногами залил мягкий зеленый свет, струившийся откуда-то спереди.

Не зная, чего ожидать, и очень боясь, что морок вновь застил ему глаза, Сеслав оглядывался с опаской, готовый, если что, броситься наутек не задумываясь. А когда на дереве над ним вдруг громко закуковала кукушка, он аж подскочил на месте.

– Тьфу на тебя, шальная! – Сеслав посмотрел на птицу, сидевшую на одной из нижних веток. И решил, что все-таки не стоит дальше углубляться в лес одному, а лучше вернуться обратно, к своим. Повернулся – и понял, что понятия не имеет, куда идти.

Волосы на затылке стянуло от страха в тугой узел. Княжич оглядывался, готовый к тому, что деревья, как и в прошлый раз, начнут оживать. Но они стояли на месте, как обычно, даже ветвями не покачивали. И никакие чудовища к нему не приближались.

– Шел бы ты домой, княжич Сеслав! – он не сразу понял, откуда раздается этот голос. А когда сообразил, испугался еще сильнее.

– Я не могу уйти! – прохрипел Сеслав, с трудом разжав зубы.

– Почему? – удивилась говорящая кукушка. – Из-за отца? Ужели так хочется стать княжьим наследником, что готов ради этого и своей жизнью рисковать, и жизнями других?

– Других я с собой идти не заставляю. Они по своей воле.

– Угу. И скольких вы уже потеряли? Пятерых?

– Четверых.

– Уже пятерых, княжич. И если не свернете, будет больше. И это еще не самое страшное. Уходите. – Птица взмахнула крыльями и скрылась среди деревьев. Зеленый свет тут же погас, Сеслав вновь оказался в полной темноте, стал оглядываться в поисках костра – даже не ожидал, что так удалился. Правда, дорогу обратно нашел легко – просто рванул на шум.

– Ах ты ж, курва! Да я ж тебя… – отборная брань Крыжана помогла определить направление без ошибок.

– Что случилось? – в недоумении оглядывался выбежавший на освещенную поляну Сеслав.

– Княжич, чтоб тебя! Ты где был? – Местята подскочил к воспитаннику и ощупал. – Я уже решил было, что и ты тоже… Ну, того…

– Да объясни толком, что случилось?

– Угрюм! – наставник указал на лежавшего без движения возле костра варяга, из левого глаза которого торчала рукоять ножа.

– Твою ж… – сплюнул княжич. – Не соврала кукушка.

– Кто не соврал?

– Не суть. Что стряслось-то?

– Оскол наш, – ответил за Местяту Жерех, руки которого заметно подрагивали. – Ты только в лесу скрылся, а он тут же и проснулся. Встал, посмотрел на меня, улыбнулся. Присел около костра, а потом как всадит Угрюму нож в глаз!

– Хорошо, Жерех завопил, – продолжил Местята. – А то бы он еще дел наворотил. А как мы повскакивали, развернулся – и в лес бросился, как сохатый.

– Вот же курва! – княжич опустился на корточки возле убитого Угрюма. – Ведун, похоже, решил убивать нас одного за другим. Надо догнать Оскола…

– Нурманы за ним погнались, – ответил Крыжан, присаживаясь рядом. – От них не уйдет. Если, конечно, он и им глаза не застит.

– Уходить надо из этого леса. – Сеслав окончательно убедился в правильности этого решения. – Пока не поздно. Добра тут не жди.

– А как же ведун? – нахмурился Местята.

– Мы за день и ночь потеряли пятерых. А вместе с Осколом – шестерых. Не слишком ли большая цена?

– А ты что думаешь, Крыжан? – одноглазый строго посмотрел на старого товарища.

– Я согласен с парнем.

– Никуда вы уже не уйдете! – проскрипел дед, все так же сидевший под деревом в обнимку с внуком. – Всерьез он за вас взялся.

В полной тишине, прерываемой только потрескиванием веток в костре, кмети смотрели друг на друга. Не самые веселые мысли лезли им в голову.

– Ладно, стало быть, так поступим, – решительно кивнул Крыжан. – Ждем возвращения нурманов. Если к рассвету не придут, двигаем за ними. Найдем их – и обратно двигаем.

* * *

Нурманы к рассвету не вернулись. Крыжан все время оглядывался в надежде услышать их шаги, но лес оставался безмолвным.

– Жерех, отвечаешь за них! – Местята, собравшийся-таки идти дальше, указал на старика и Стипко. – Следишь, будто от этого твоя жизнь зависит. Хотя, может, так оно и есть.

– Батька, пожалей, а! – взмолился молодой варяг. – Я же всю ночь глаз не сомкнул.

– Можно подумать, мы тут на пуховых перинах отдыхали! Гридень должен уметь без сна три ночи рубиться. А то и больше, если понадобится.

– Да я помню, батька! – понуро ответил Жерех.

Как именно работало это ведовство, не смог бы, пожалуй, сказать никто из оставшихся в живых кметей. Но сегодня их никто не кружил – это стало окончательно ясно, когда они, прошагав версты две, вышли к неширокому оврагу, который надеялись увидеть еще вчера. Правда, особой радости никто не испытал.

– А вот и Оскол, – как-то слишком спокойно, словно был внутренне к этому готов, сказал Местята. – Отвоевал свое, соколик.

Убитый варяг лежал возле ручья, струившегося по дну оврага. Видимо, он не дался нурманам без боя, в каком бы виде они перед ним ни предстали. Щит его валялся рядом, изрядно посеченный ударами. А свой меч он, даже мертвый, по-прежнему крепко сжимал в руке.

– А ведь он тоже кого-то достал, – отметил Сеслав, когда они спустились вниз. – Лезвие в крови.

– Интересно, кому так не повезло. – Крыжан подергал себя за седой чуб. – И, чтоб их, куда нурманы делись? Они, оказывается, неподалеку рубились. Уж точно могли дорогу назад найти.

– Могли, если на них тоже морок не навели, – поморщился Местята и повернулся к княжичу: – Что там тать тогда пел про дорогу?

– Что после оврага поле, а там болото начнется.

– Ага. Вряд ли нурманы в болото сами сунулись. Так что где-то неподалеку должны быть. Найдем, если ничего не помешает.

Не успели они сделать десяток шагов, как вдруг седой десятник взвыл и повалился на колени. Закричал, схватился за уши, словно не хотел слышать чего-то, причиняющего ему дикую боль.

– Да чтоб тебя! – выматерился Местята, увидев это. – Быстро, сюда! Держите его!

Вместе с Блажко и Жерехом Сеслав навалился на Крыжана. Перевернули его на спину, растянули в стороны руки и ноги, прижали к земле. Десятник бился словно бесноватый, изо рта потекла густая белая пена. Больше всего он был похож сейчас на взбесившегося пса. А лоб покрыла такая обильная испарина, словно он слишком долго засиделся в хорошо протопленной бане.