Постепенно вернулось сердечко в грудную клетку, а когда Марья извлекла из сарафана лисы сияющий золотистый клубок, то оно затрепетало бабочкой, щекоча под рёбрами.

Марья подкинула клубок в воздух, к самому потолку, потом поймала и рассмеялась. О, как же оно похоже было на солнышко в ясный день! И как же Немиле не хватало этого самого солнышка! Поднялась она с пола и с улыбкой подошла к Марье, с мольбой во взгляде прося: «Верни его мне! Поддержала, и хватит с тебя, оно моё!»

– Обожди, – мягко возразила Марья в ответ на немую просьбу. – Лучше давай послушаем, как лисице удалось моего неудачливого женишка Илюшку вокруг пальца обвести, – и тут же перекинулась на лису, которой донельзя приказным тоном скомандовала. – Ну-ка, ты, отродье блохастое, говори, как удалось тебе Соловья обставить?

– Было бы кого обставлять, – вкрадчиво прошептала лиса, от голоса которой у Немилы на затылке зашевелились волосы. – Ума у твоего женишка, как у глупого гуся. Заткнула я свои уши двумя кусочками ткани, что давно уж сберегла, и села под дерево, где он любит подстерегать разных дурачков и олухов, – лисица покосилась на Немилу. – Соловей начал меня гнать от дерева, но я сидела, не двигаясь и делала вид, что не замечаю его недовольства. Он неврничал, но я-то знала, что петушочек больше не захочет в ближайшее время спускаться на землю, по крайней мере пока не найдёт подходящий тайник для сокровища.

Лисица покряхтела, попросила Марью ослабить путы, но та ответила не терпящим возражений тоном:

– Кукиш тебе, Сестрица! Сначала история, потом свобода.

– И пожалуйста! – прошипела лиса. – Так, где я остановилась? Ах, да. Когда Соловей убедился, что разговорами заставить меня сняться с места бесполезно, то затянул песнь. А я тоже не лыком шита – сквозь тряпочки доносилась до меня злая ломаная мелодия, хоть и едва-едва. Начала я танцевать, нарочно как можно нелепей и смешнее, и наверх иногда поглядывала, убедиться, что моя задумка работает как надо. Танцевала я и так, и этак, и лапы поднимала до неприличия высоко, всё делала лишь бы только заставить Соловья покатиться со смеху.

Краем глаза Немила заметила, как Марья поджала губы. Соловей, или Илья, получается, на её руку когда-то претендовал и до сих пор злобу таил на отказ. Так получается же, что Немила встречалась с самим правителем Хоривским, да вот только… Разве ж это честь, когда правитель оброс перьями, вместо рук у него крылья, вместо ног – лапы когтистые, а заместо души – душонка, что имеет цвет грязной лужи?

Нет, это не царь. Если и был царём, то те времена давно прошли, а ныне это скорее разбойник с повадками сорочьими, нежели представитель рода благородного.

Печально наблюдать сие угасание, но хоть Марьюшка сохранила в себе черты царские, что не могло не радовать.

– Илюша никогда не любил скоморохов и скоморошек, – перебила лису Марья. – Ужель ты хочешь сказать, что твой танец смог его рассмешить? Ужель ты намекаешь, что он настолько опростолюдинился?

– А ты развяжи меня, и я тогда станцую, – хихикнула рыжая в ответ. – Обещаю не сбегать.

К изумлению Немилы, Марья кивнула. И сей же миг путы опали с лисы, а она, пользуясь случаем, вскочила на пару задних лап.

Оправила сарафанчик, отвязала с шеи платочек, взмахнула им…

И затанцевала, подпевая сама себе:

Ох, пойду пойду пойду

По Калинову мосту

Там мой сужененький ждёт

Мне он песенку поёт

Да про аленький цветок

Про горячий каменок

И про два ручья воды

И про огненны пруды.

Немиле песня понравилась, и танец впечатлил. Она подхлопывала в ладоши, подтанцовывала, а когда в пляс пустилась Марья Моревна, то совсем перестала себя сдерживать.

– Ладно, ладно, верю тебе, – выдохнула Марья, когда танцы кончились и все успокоились. – Хорошую ты песню сложила, лисичка, хвалю тебя. Может, и в неудачливом женихе моём ещё осталось что-то человеческое да доброе…

Лиса потёрла лапки друг о дружку, бросила на Немилу взгляд украдкой и подмигнула.

– А ты, Немила, зря меня оговорила. Я между прочим для тебя старалась, сил не жалела. Думала, дай-ка попробую отобранную ценность своей новой подруге вернуть, чтоб не грустила. Смотри, я ведь даже приоделась для городу, как и собиралась. Вот-вот должна была выдвинуться в путь-дорогу. А ты, ох-х, – она приложила лапку к мордочке и изобразила обморок, – ты ж всё не так поняла. Но я тебя прощаю! Ты же возьмёшь меня с собой на поиски царевича? Забирай клубок, пусть наша царица укажет нам, в какую сторону идти, и будем таковы.

– Но-но, хватит лить мёд в уши доверчивой дурочке, – вмешалась Марья.

– Не пристало царице выражаться…

– Цыц! Ты у меня сейчас снова попляшешь, лисичка, – нахмурилась Марья. – Будешь плясать, покуда ноги в кровь не сотрёшь. Распушила тут хвост, мелкая лгунишка. Да я тебя насквозь вижу: не для Немилы ты старалась, а для себя любимой.

Немила думала, что лиса сейчас начнёт открещиваться, но лиса неожиданно заскулила.

– Каюсь! Воистину, хотела я присвоить сей клубок себе! А ты, Марья, да разве ж не хотела бы оставить у себя такое сокровище?! Скажи мне честно, разве ты не желаешь выбраться отсюда, увидеть солнце, звезды и луну, и травку зелёную, и снег пушистый, и посмотреть на места, знакомые с детства?

– Хотела бы, – обронила Марья. – Я тебя понимаю, и именно поэтому настаиваю, чтобы клубок пока хранился у меня. Ты же не против, Немилушка?

– Я? Не против, – пискнула Немила и для верности покачала головой. – Батюшка учил меня, что нужно доверять государям, так что я тебе верю, Марья Моревна.

– Вот и хорошо, – Марья скупо улыбнулась и сжала губы. – Тогда полетели.

И подняла она одну руку, и вылетела из рукава та самая пухленькая голубка, да уселась на царское плечо.

– Ты понесёшь лисицу, – наклонивши голову, проговорила Марья. – А я возьму Немилу-красну.

Голубка безбоязненно перепорхнула с Марьиного плеча на загривок лисе. Курлыкнула, схватилась лапками за шерсть. Лиса фыркнула, но на этот раз дело обошлось без драки.

Затем Марья распростёрла руки и обратилась к Немиле:

– Ты полетишь с большим удобством. Но наказываю тебе, во время полёта закрой глаза и думай о царевиче, и окромясь него ни о ком и ни о чём другом.

Немила истово закивала – наконец-то речь зашла о её Иванушке, уж о нём она могла думать бесконечно долго, в любое время дня и ночи.

Марья, по сему видно, осталась удовлетворена ответом Немилы. Она вышла прямо к окошку, расправила полы своего платья, покрутилась на одном месте, а потом как-то так изящно присела, Немиле стоило лишь моргнуть, а на месте царевны уже стояла самая что ни на есть лебёдушка, да не простая, а ажно в человеческий рост высотой.