Полковник Олкотт пообещал, что приложит все усилия, чтобы помочь делу Великого Братства, а также мадам Блаватской. Он был связан с Африканской секцией Оккультного Братства; потом принят в Индийскую секцию. С тех пор он вел активную переписку с Учителями, посылая периодические отчеты о своей деятельности. Для передачи писем «почтовым ящиком» служила Елена. Письма приходили и отправлялись через нее по «воздушной почте» благодаря установленному между ней и Братством телепатическому каналу.

Таким образом, образовался дружеский союз «Олкотт-Блаватская». Вскоре к нему совершенно неожиданно присоединился еще один сторонник – 24-летний Уильям Джадж. Он сам их разыскал после того, как прочитал книгу Олкотта «Люди с того света». Написав ее автору письмо, Джадж получил приглашение приехать, а когда познакомился с госпожой Блаватской, «как человек, много раз проходивший коридорами жизни в поисках друзей, которые могли бы указать, где сокрыт план великой работы», – он принял решение посвятить себя новому делу. Учителя не оставили без внимания важное событие, прислав Олкотту ободряющее письмо:

«Брат мой, это трудная задача для вас, но ваша преданность и бескорыстное служение Делу Правды поддержит вас и придаст силы. Это Дело в вашей стране зависит от тесного союза между вами тремя, выбранными нашей Ложей. Вы все трое такие разные и в то же время так связаны друг с другом, объединены в одно целое непогрешимой мудростью Братства».

Джадж, став одним из основателей теософского движения, с головой ушел в работу. Именно благодаря его усилиям теософское движение в Америке приобрело широкий размах. Он верил в идеи теософии и не переставал восхищаться госпожой Блаватской: «Она силою была подобна льву, а знаниями – вровень с мудрецами», – говорил он.

Вскоре в одной из нью-йоркских газет появилось сообщение: «В Нью-Йорке только что положено начало движению величайшей важности. Ведущую роль в учреждении нового общества, названного Теософским, сыграл полковник Генри С. Олкотт…»

Задачей Общества было объединение всех, стремящихся к единению человечества и познанию истинной природы Человека и Космоса. «Что есть теософия?» – споры идут до сих пор, так как этому понятию нет четкого определения. Джадж по этому поводу именно так и писал: «Сила теософии заключается в том, что она не поддается определению. Это значит, что в процессе медленного продвижения эволюции открываются все новые истины и все новые аспекты старых истин, что служит защитой от любых догм или «окончательных определений».

Следует отметить, что основатели Общества, к которому примкнули потом многие из самых ученых людей Америки, в большинстве своем верили в феномены спиритизма, как и в возможность всяких других феноменов в природе, но вместе с тем отвергали теорию «о духах». Елена с удовольствием демонстрировала некоторые, казалось бы, «простые» феномены, которые имели потрясающий эффект.

«Я сам видел, как она заставляла предметы в комнате двигаться без чьей-либо помощи, – свидетельствовал Олкотт. – Однажды на наших глазах серебряная ложка из самой дальней комнаты прошла через две стены и три комнаты и оказалась у нее в руках просто по ее безмолвному приказу. В другой раз она извлекла прямо из стены дюжину баночек с краской, которые понадобились мне, чтобы нарисовать картину в ее комнате. Еще как-то раз она взяла запечатанный конверт, и мгновение спустя письмо оказалось у нее в руках, а конверт по-прежнему остался запечатанным. Она снова коснулась письма, и тут же возник его дубликат. В руках у нее оказалось теперь два совершенно одинаковых письма. Был еще случай с ее кольцом с тремя сапфирами. Одной даме очень уж захотелось его поносить. Е.П.Б. сняла его и отдала. Дама ушла, унося с собой иллюзорное подобие кольца, а оригинал остался на месте. И таких примеров сотни».

Находились люди, которые не верили в правдивость явлений, демонстрируемых госпожой Блаватской. Одни считали их умелыми фокусами, другие иллюзией, третьи, что такого просто не может быть в природе. Полковник Олкотт пытался, словно на суде, доказать обратное. Имея навыки юридической работы, он делал все по правилам адвокатской практики. Чтобы никто не сомневался, он составлял собственные «Свидетельства», которые подтверждали действительность производимых феноменов:

«В течение всех моих исследований я старался получать свидетельства в такой форме, чтобы они имели ценность. Я знаком с месмеризмом уже четверть века или более, и могу допустить возможность самообмана или впечатлений, переданных в ум извне. Потому то, что я видел и испытал, весьма удовлетворительно для меня, хотя по большей части не имеет ценности для других».

«Я знаю, что Братья – живые люди, а не духи; и они сказали мне, что существуют школы, где под руководством ныне живущих адептов регулярно преподается оккультная наука».

«Именно действительное знание о них и близкое наблюдение разнообразных феноменов, которые они мне показали в условиях, не связанных с медиумизмом, побудили меня принять активное участие в теософическом движении нашего времени».

«Я видел их, и не раз, а много раз. Я говорил с ними. Я не находился в трансе, не галлюцинировал, не являюсь медиумом, а всегда был в здравом уме. Я переписывался с ними, получал их письма… Я видел их, как в их (физических) телах, так и в (материализованных) двойниках; обычно – в последних…»

«…По мере того, как в моем уме постепенно разгорался свет, мое почтение к невидимым учителям, наставлявшим ее (Блаватскую), быстро росло. В то же время меня охватило глубокое и неутолимое желание искать их общества или хотя бы поселиться в стране, прославленной их присутствием (т. е. Индии), и соединиться с людьми, которых облагораживало их величие».

Полковник Олкотт вместе с госпожой Блаватской много ездили по стране, проводили семинары, симпозиумы, обучение. Полковник, как правило, читал лекции; Елена показывала феномены. Теософское движение вызывало большой интерес и привлекало немалое количество сторонников. Не обходилось и без курьезов.

Как-то раз в Филадельфии проходили симпозиумы по оккультному чтению, обучению и учению. Программа была очень насыщенная: днем все без устали работали, а вечером возвращались в дом, который был специально нанят на длительное время для участников симпозиума.

«Однажды я принес полотенца, – вспоминал Олкотт, – полагая, что в доме их недостаточно. Мы разрезали их, и Е.П.Б. собиралась уже использовать их, не подрубив; но я высказался против такого ведения хозяйства, и она согласилась подшить их. Не успела она приступить к работе, как с возгласом: "Отвяжись, дурень!" – толкнула кого-то под столом. "В чем дело?" – спросил я. "О, это один противный мальчишка дергает меня за платье и просит, чтобы я заняла его какой-нибудь работой", – ответила она. "Отлично, – сказал я, – это то, что надо; пусть он и подрубит полотенца. Зачем вам обременять себя? Тем более что шьете вы из рук вон плохо". Наконец, я все-таки убедил ее; она велела мне положить полотенца и иголку с нитками в книжный шкаф со стеклянными дверцами, отделанными толстым зеленым шелком, который стоял в дальнем углу комнаты. Закрыв этот шкаф, я сел возле нее, и мы вновь окунулись в беседу на излюбленную, занимавшую нас тему – об оккультных науках. Примерно через четверть часа или минут через двадцать я услышал под столом писк вроде мышиного, после чего Е.П.Б. сказала, что "этот надоеда закончил с полотенцами"».